Но сообщения оставались без ответа. Каждые несколько минут Сэм тянулась к телефону, чтобы проверить, не появилась ли ее подруга онлайн, удостовериться, что на той стороне все то же молчание, и долго вглядываться в фото в профиле Лизы в Ватсапе. По испещренному узором в виде карамельных тросточек занавесу и обвешанной гирляндами искусственной елке на заднем фоне Сэм догадывалась, что первоначально это была семейная рождественская открытка: Лиза, Джош и девочки, нарядившиеся в одинаковые свитера со снежинками, расплылись в улыбках перед камерой. Почему именно Лизе досталась идеальная семья, а не ей? Неужели это справедливо?
Сэм отправляла сообщение за сообщением, множество раз за день набирала номер подруги, но Лиза не брала трубку, и телефон просто продолжал трезвонить, пока одним утром механический голос не проинформировал:
– К сожалению, она сейчас не дома, – смущенно мямлила миссис Джонсон, когда Сэм звонила. Наконец на весенние каникулы – последний раз, когда она была дома, – Сэм вдруг увидела подругу в «Волгринс» и сразу же выкрикнула:
Татум: Ты тоже не спишь, милая?
Татум: Пришли селфи, когда соберешься с мыслями и приведешь себя в порядок!
Если бы Татум была в этот момент здесь, то она настояла бы, чтобы Сэм села перед молитвенной подставкой в безмолвии, пока какая-нибудь Высшая сила не подскажет ей, как выйти из всей этой неразберихи. Но Татум даже не попыталась проведать ее. А должна была бы, если питала к Сэм хоть какое-то подобие преданности. Однако в постоянных текстовых сообщениях Татум даже не упоминалась возможность зайти к ней в гости и не содержалось предложения передать Сэм кастрюльку знаменитого тушеного нута со шпинатом, которым Татум угощала ее, когда умер отец. Впрочем, Сэм сама всегда настаивала, что ей никто и не нужен, ведь она независимый человек, свободная душа. И теперь, когда ей отчаянно хотелось, чтобы кто-то сел рядом с ней и взял ее за руку, никого рядом не оказалось.