Гусси. Защитница с огненной скрипкой

– Ах, вот как? Не нравится? Нет, нет, Гусси, ты меня совсем не понимаешь. Я люблю наш посёлок и всех, кто в нём живёт. Только они совсем сбились с пути. И я стану тем, кто поможет им вернуться на правильную дорогу.

Он встал и направился ко мне, грохоча по своей тарелке.

– Никто у нас никуда не сбивался, – возразила я. – Мы просто стараемся выжить и поддерживать безопасность. И да будет тебе известно, что мои Ритуалы защищают и тебя тоже.

Ласло Дунц уже был совсем близко: отвратительная физиономия, вонючие обноски. Сверчок не выдержал и зарычал, и Ласло застыл на месте.

– Да, ритуалы ты проводишь, Гусси, – сказал он, – и искренне считаешь, что я тебе должен быть за это благодарен. Но я тебе не благодарен. Вот ни капельки. Потому что единственное, от чего ты нас защищаешь, – это правда.

– Какая ещё правда? – возмутилась я. – Что Погибель только и мечтает, как до нас добраться? Мы же все это знаем.

Глаза Ласло Дунца сверкнули яркой голубизной, и лицо скривилось, как у хищника.

– Ты тоже из этой шайки. Пешка у старого мошенника дедушки Вдовы и Беннингсли.

– Никакая я не пешка! – выпалила я.

Но Ласло Дунц лишь расхохотался, качая головой.

– Думаешь, сумеешь спастись? Не надейся! Мы давно застелили эту постельку, и придётся теперь в ней спать – деваться некуда!

Я лишь пялилась на него, ошалело распахнув рот.

– Погибель уже идёт, – продолжал он, – и тебе её не остановить! По сути, она уже здесь. В этом самом месте, прямо сейчас, пока мы спорим, среди нас.

И он поплёлся дальше со своей шумной тарелкой, не сказав больше ни слова.

Я же подумала: а вдруг это не я впустила заразу, открыв ворота? Может, это сделал кто-то другой?

Может, это был Ласло Дунц?

Глава 12

Мы со Сверчком были уже возле самого Приюта, когда на меня налетел Большой Гордо. Он дико размахивал руками и явно был испуган.

– Эй, Гус! – закричал он. – Ты должна сама это увидеть!

Я застонала.

– Что ещё?

Но он лишь махал, призывая меня за собой, за ворота посёлка, туда, где в песке должна была лежать надёжно закопанная куриная лапка.

Потому что она не была надёжно закопана.

Нет, вместо этого я увидела здоровенную яму с разбросанным повсюду песком и глиной – лапки в яме не было.

– Кто это сделал? – воскликнула я. – Это была рысь? Или бродячая собака?

– Должен признаться, Гусси, я понятия не имею, – сказал он.

– Как это ты понятия не имеешь? – возмутилась я. – В промежуток последних трёх часов кто-то явился сюда и выкопал лапку прямо у тебя под носом, и ты мне заявляешь, что никого не видел?

Большой Гордо лишь почесал свою лысую башку и виновато вздохнул.

– Я же писал, – признался он. – Поэму, посвящённую вулканам. И вот я застрял на одной строчке – кстати, ты не знаешь рифму к слову «саламандрин»? – а потом она пропала, осталась только яма, и никого вокруг.

– Снова ты со своими стишками! – выпалила я, и Большой Гордо так виновато поморщился, что мне стало немного неловко. Но с какой стати? Это ему должно быть неловко! Это он проявил беспечность и пренебрёг долгом! – Ладно, кто-то ещё видел, как это случилось?

– Вряд ли, – сказал он. – Я никого не заметил. Я понимаю, что надо бы расспросить людей, но подумал, что чем меньше жителей об этом узнает, тем лучше.

Вообще-то это была весьма здравая мысль. Но с другой стороны – это лишь вопрос времени, когда в посёлке заметят такую огромную яму прямо напротив ворот.

– Ладно, ладно. – Я потёрла виски. – Я об этом позабочусь.

– Гусси, ты сама-то как? – Голубые глаза Большого Гордо светились искренним сочувствием. И на какое-то мгновение меня потянуло повиснуть у него на плече и выплакаться всласть, жалуясь на то, как всё идёт наперекосяк, как я испугана и как мне не хватает дедушки Вдовы. Но я не могла этого сделать. Я должна была выполнять свой долг, проводить Ритуалы. Мне некогда плакать. Я закусила губу, сжала кулаки, топнула ногой и постаралась набраться ярости и упрямства – как всегда делал дедушка Вдова, когда видел, что кто-то ошибся.

– Знаешь, ты бы лучше всё же занялся делом, – сказала я как можно тише и внушительнее. – А я пока с твоего позволения всё же постараюсь хоть немного поесть, а потом заново развешу перья кардинала, а потом буду искать новую лапку взамен той, которую ты проворонил.

Это была отвратительная нападка, я честно вам говорю, и понимаю, что гордиться мне нечем. Но я и не стараюсь ничего приукрашивать. Да, я разозлилась, и я сорвала злость на милом старине Гордо. Иногда ведь человек совершает такое, чего потом стыдится, верно?

И я направилась к Приюту, исходя злобой. Ну что за ужасный день! И с каждым часом он становился только хуже.

Я открыла дверь в Приют. В комнате было темно, как ночью. Ангелина, скрестив ноги, сидела на полу и пялилась на стену, едва освещённую одной свечкой. На стене раздобытым где-то куском мела она нарисовала ворота и звёзды за ними. Я услышала, как она выводит какую-то странную мелодию. Рыжие волосы свесились на лицо, так что получилось какое-то подобие капюшона. Руки она простирала перед собой, словно молилась на стену, призывая что-то, умоляя войти в ворота.