Гусси. Защитница с огненной скрипкой

Я увидела людей в мундирах, похожих на солдат, с мечами и кинжалами: они стучали в двери и выгоняли людей на улицу. Я видела своих родителей, убегавших в леса, уносивших меня на руках. Я видела, как они скрывались и голодали, – все мы были голодны, потеряны и испуганы, и таились от врагов в лесу, чтобы не погибнуть.

Я увидела нас на берегу океана, в порту. Я увидела, как отец стоит на коленях, держа перед собой полные пригоршни денег и умоляет. Я увидела, как человек с розовым шрамом через всю щёку покачал головой и вздохнул, а потом махнул рукой. Я увидела, как моя семья поднимается на корабль, все втроём, и наши животы оказались полны впервые за много недель. Я могла чувствовать свою собственную радость, я могла чувствовать радость папы и мамы, я могла чувствовать песню сияния звёзд в первую нашу ночь на море, где темнота совсем не такая, как в пустыне, что простирается во все стороны без конца и без края. Я видела стаю дельфинов, как они выскакивают из воды и играют в лунном свете, блестевшем на их мокрых спинах.

А потом начался шторм.

Это я уже видела раньше, я знала, что случится потом.

В своих снах я оплакивала своих родителей и то, что с ними случилось. В своих снах я оплакивала себя, потерянную и одинокую, заброшенную на голые холодные скалы, в ожидании, чтобы кто-то пришёл и спас меня.

И тут я увидела его, и мои глаза широко распахнулись: пожилой человек с выдубленной солнцем кожей, улыбавшийся мне. Дедушка Вдова. Я смотрела ему в лицо, на сетку морщинок вокруг глаз, седую бороду, такую длинную, что я могла за неё ухватиться, и я видела лишь любовь ко мне в его глазах. В этот миг я окончательно поняла, что дедушка Вдова и есть моя семья – моя настоящая семья – что бы там ни было.

Когда я очнулась, я рыдала.

Время как будто остановилось. Или может, всё случилось за несколько секунд, но для меня они растянулись на долгие часы, даже недели, на целую жизнь. Но Погибель едва успела снять руку с моего лба, и взгляд её был полон грусти. Она наклонилась и легко подобрала с земли Сердце Долины, как будто это была речная галька.

Небо распахнулось, тучи разошлись бурлящей воронкой, голубые молнии посыпались вниз, терзая землю за спиной Погибели. Она подняла Сердце Долины к небу, и у меня на глазах торнадо выхватило самоцвет из её рук, унеся его в вышину.

– Прощай, Гусси, – сказала она.

И бездыханное тело Копчёной Люсинды рухнуло на песок.

Небо моментально очистилось, и это было утро: розовое солнце вставало на дальнем краю мира. Заражённые жители ошалело мигали, очнувшись, становясь самими собой. Ангелина подскочила ко мне и обняла что было сил. Сверчок скакал и лизал мне лицо, и Коннор Карниволли неловко обхватил нас всех, всё ещё не веря, что всё кончилось. Лулу поспешила к Чаппи Беннингсли и обняла его, и мальчик уже не казался таким больным, и все четверо Беннингсли обнимали друг друга прямо на крыльце.

Все были ужасно довольны, смеялись, обнимались и пели.

Так почему же я рыдала?

Глава 23

Дедушка Вдова вернулся в посёлок вечером следующего дня. Он сидел верхом, измученный, на ещё более измученной мисс Риббит. Их обоих совершенно ошарашил вид руин, в который превратился наш посёлок. Дедушка Вдова остановил лошадь у остатков ворот, вне себя от горя. На него было больно смотреть. Он искренне любил это место, любил Хмурую Долину, несмотря ни на что.

Даже когда мы позаботились о них с мисс Риббит, усадили его в тени и дали вволю воды, он был не в силах говорить. Он лишь молча оглядывался раз за разом, как будто его сразил удар. Сейчас он совсем не походил на Защитника. Я вообще никогда не видела его таким уязвимым, таким старым, как будто порыв ветра мог унести его, как пушинку от одуванчика. Это немного разбивало мне сердце.

Наконец дедушка Вдова вздохнул.

– Ты собираешься мне рассказать, что случилось, или нет? – сказал он.

И тогда я рассказала. Всю историю без утайки, даже признания мистера Майеллы и правду о том, как появился наш посёлок. Он лишь слушал и кивал.

– Итак, теперь ты знаешь, – сказал он. – О моём самом великом позоре – и ты знаешь всё.

Он встал, ушёл в Приют и закрыл за собой дверь. А я так и торчала на полуденном солнцепёке, разрываясь между злостью на него и такой необъятной радостью оттого, что он вернулся, что хотелось плакать. И поскольку я так и не пришла к решению, что же мне следует сейчас чувствовать, я позволила себе чувствовать всё подряд: и плохое, и хорошее.

Через десять минут дедушка Вдова показался на крыльце Приюта. Он переоделся в свою самую нарядную мантию, которую надевал только в таких торжественных случаях, как праздники солнцестояния, или начала года, или Семи Яиц. Затем он направился к дому дока Миртла, у которого обрушилась задняя стена в доме. Док Миртл был уже старенький, носил толстые очки, да вдобавок охромел, сильно ушибив колено. Конечно, ему трудно было самому чинить дом. Дедушка Вдова взял молоток и гвозди и, ни слова не сказав мне, отправился помогать старику доктору, у которого были самые добрые в нашем посёлке глаза.