Гусси. Защитница с огненной скрипкой

– Все правильно, папа, – вдруг раздался тонкий хриплый голос у него за спиной. Это был Чаппи Беннингсли, бледный и измождённый в болтавшейся на нём пижаме. Казалось, дунь ветер посильнее, и его унесёт в небо, но в глазах светилась решимость. Он обошёл отца и оказался на площади, даже не думая о защите. – Гусси, делай, как решила, отдай ей Сердце. Я устал от такой жизни, и я не хочу, чтобы из-за меня страдали все остальные.

– А ну назад! – рявкнул на него мэр Беннингсли.

– Дай ему сказать, папа, – вмешалась Лулу, тоже на грани слёз. – Пусть Чаппи сам скажет, чего он хочет. Ты вечно хотел нас контролировать, вечно диктовал, кому что делать. Может, для разнообразия однажды выслушаешь кого-то другого?

– Но… – мэр Беннингсли растерялся.

– Помолчи, милый, – сказала Лукреция Беннингсли. Она тоже вышла из дома, обошла наш круг и опустилась на колени перед Погибелью. – Пожалуйста, позволь жить моему мальчику. Мы сделаем всё что угодно, чтобы всё исправить, я даю тебе слово. И мы больше никогда не причиним вреда ни тебе, ни кому-то ещё. Я знаю, мы не заслужили второго шанса, но всё же умоляю тебя о милости.

Погибель смотрела на неё, и крылья у неё за спиной переливались алыми сполохами.

– Прошу тебя, – повторила миссис Беннингсли. – Умоляю, как одна мать может молить другую. – Она подняла усталый взор. – Ты ведь тоже мать, не так ли? Всему, что есть здесь, в этой пустыне?

Погибель задумалась, только огонь поблёскивал у неё в глазах.

– Очень хорошо, – наконец сказала она. – Пусть мальчик живёт. Но тогда умрёт кто-то другой. Кто-то должен пострадать за то, что вы сделали.

Я не сомневалась ни секунды. Честное слово. Тут и думать было не о чем. И я до конца своих дней буду этим гордиться.

– Я готова, – сказала я.

– Но Гусси, – всполошился Коннор, – ты же не можешь!

– Это моя работа. – Я пожала плечами.

Я обернулась к Ангелине, нарядившейся в мою старую запятнанную мантию Защитницы, девочке, в час великой нужды постучавшейся в наши ворота, изгнаннице, замученной и покрытой синяками, и самой странной личности, встреченной мною в жизни. Мне невероятно повезло, что она забрела в этот посёлок и поддерживала жизнь в Приюте все эти дни.

– Ангелина, – и тут мой голос всё же дрогнул, – ты ведь позаботишься о посёлке для меня? Ну, когда меня не станет?

Ангелина плакала в голос и не скрывалась.

– Гусси, я не знаю, что мне надо делать. Я не знаю, смогу ли справиться.

– Ты шутишь? А кто только что сам составил и провёл такой Ритуал, который оказался не по зубам самой Погибели? Ангелина, ты самая настоящая Защитница. Ты рождена для этого. Так ты позаботишься о посёлке, когда я уйду, или нет?

– Позабочусь, – кивнула она.

– Значит, договорились, – сказала я и спокойно шагнула за ритуальный круг. Я постаралась набраться храбрости, чтобы предстать перед Погибелью с этой её короной на голове и горящими крыльями. Я видела лица заражённых соседей, следивших за мной с тупым равнодушием. Я никогда не была так напугана за всю свою жизнь, но не собиралась показывать это окружающим. Только не в те минуты, когда я исполняю самый тяжёлый долг Защитницы. Более того, я отдавала жизнь за своих друзей, за тех, кого я любила. За свою семью. Потому что так оно и было. Люди, стоявшие со мной в этом круге, были моими родными, настоящими родными. Со всеми своими недостатками, и с трудными характерами, и недоверием, не позволявшим нам дружить. Я любила их, всех до одного, даже мэра Беннингсли. Я любила их по-настоящему. Это было честью для меня – умереть за них, как бы мне ни было страшно и даже, возможно, больно. Я хотела бы только успеть попрощаться с дедушкой Вдовой, прежде чем уйду. Ну да ладно. Сейчас не до этого.

И тут Сверчок выпрыгнул из круга и встал со мною рядом, как всегда бесстрашный, с высоко поднятой головой. Я опустилась на колени и потрепала его по голове. Собаки понимают. Они всё понимают.

– Ладно, – сказала я, – давай уже кончать, что ли.

Погибель простёрла руку и положила мне на лоб.

И тут, ну… я не знаю, что случилось.

Я как будто провалилась куда-то.

Я словно попала в сон.

Я увидела худого привлекательного мужчину с усами и его миловидную пышнотелую жену с загадкой во взгляде. Они танцевали где-то в лесу, и воздух был таким холодным, что был виден пар от дыхания, со смехом вырывавшийся у них изо рта. Они так самозабвенно кружились, что можно было буквально чувствовать их великую взаимную любовь. И с неба лился яркий звёздный свет, и всё вокруг было прекрасно.

«Это же мои родители», – подумала я.

Почему-то я знала: это правда.

А потом там была я. Крикливый беспокойный младенец с копной пышных волос, сжимающий в кулачки пальцы и на руках, и на ногах. Я видела, как мама качала меня, чтобы успокоить, и как папа улыбался мне сквозь слёзы. Они любили меня, я знала это, это было очевидно.

Но случилась беда. Всегда приходит беда.