Он рос в многодетной семье и среди двух братьев и старшей сестры выглядел белой вороной. Все его родственники были помешаны на сказках: каждый праздник они собирались вокруг пожилого деда и слушали его истории. Он повторял их раз за разом, но в семье было принято слушать с искренним интересом. И только Слава уже на пятом году жизни смекнул, что ничего в их семье не меняется, и его интерес к сказочным существам и событиям постепенно сошел на нет. А когда он стал подростком, то и вовсе все сказки опротивели ему, как ребенку рыбий жир.
Когда в голове прояснилось, Слава встал и отряхнулся. Он собирался определить направление выхода, когда его глазам предстало нечто, чего он никак не ожидал увидеть.
Слава вскрикнул. Вила, Юда и Иван-царевич повернулись к нему.
— А! — Слава сделал шаг назад, впервые видя сестер — их внешность не поддавалась разумному объяснению.
— Что? Никогда двуглавых ведьм не видел? — зашипела Юда, уперев свою руку в бок.
Вила от волнения стала жевать губу, боясь проронить лишнее слово. Испуг в глазах юноши заставлял ее чувствовать вину.
— А-а-а! — голос Славы скакнул на несколько октав.
Он побежал: пересек реку в том же месте, через которое пришел сюда, вскарабкался на холм и, добежав до раскрытого окна хлева, запрыгнул в него и спрятался за высоким стогом сена. Слава обхватил колени, чтобы сдерживать отчаянно трясущееся тело.
Сначала его чуть не загрыз волк, потом он встретил ожившего мертвеца без глаз, а теперь оказалось, что Вила и Юда — тело с двумя головами!
«Господи, если ты существуешь, забери меня отсюда!» — взмолился он.
На мгновение Славе захотелось запереть себя в круге из мела.
«Поверить не могу, что такое происходит со мной…» — услышав хруст ветки поблизости, Слава затаился.
Он задержал дыхание, почти перестал дрожать.
— Ты его видишь, Вила?
— Нет…
— Это все твоя вина, дура! Зачем развязала его? — Слава услышал, как Юда дала сестре подзатыльник. Та всхлипнула, но ничего не сказала. — Ненавижу тебя. Всегда портишь мне настроение.
— Не время ссориться, ведьмы, — голос мертвеца прозвучал, как удар хлыста. — Нужно найти его и допросить.
«Допросить? Он что, инквизитор? — Слава плотно стиснул зубы и зажал рот руками. — Какие инквизиторы? Но тут двуглавая ведьма… ничего не понимаю».
Сколько бы он ни ломал голову, мозг все равно отказывался принимать увиденное за реальность. Просто дурной сон, кошмары, которые Славе не снились уже так давно, что он забыл, каково это — бояться спать в темноте и постоянно включать ночник.
— Если мы его не найдем, я отделю твою голову от моего тела! — заявила Юда.
— Да делай, что хочешь! — не выдержала Вила. — Надоела!
Вслушиваясь в их перепалки, Слава не заметил, как что-то потянуло его за рукав. А когда повернул голову, было уже поздно.
Розочка, заблеяв, тряхнула головой, и колокольчик на ее шее сиреной зазвенел по хлеву.
Если бы они встретились пять веков назад, до того, как Кощей погиб, Берендей обнял бы брата и подержал бы за плечо мощной рукой. Они ладили в детстве. Может, не так хорошо, как могли бы, но…
Берендей считал младшего брата виновным в расколе семьи. И вот теперь, стоя на родной земле, он чувствовал злобу, тогда как Кощей — сожаление.
— Что ты делаешь в моем замке? — спросил Кощей.
— Эта земля принадлежит мне по праву старшего наследника, — сказал Берендей.
Кончик его носа болезненно сжало. Медведь неловко пошевелил им, чтобы прогнать наваждение.
— Никто, кроме меня, не может претендовать на эту землю, — сказал Кощей. — Она защищена от жалких предателей.
— Ты вынудил нас с братом так поступить.
— Каким же образом?
— Ты забрал у нас землю, на которой мы прощались с матерью.
— Отец дал всем право выбора. Каждый из вас мог забрать Тихую рощу, но вы взъелись на меня из-за собственной жадности, — Кощей взглянул в колодец на Таю, неустанно пытающуюся допрыгнуть до него. — Однако без вашей с Вурдалаком подлости я бы не встретил… ее, — он вздохнул.
Берендей присмотрелся к брату: ссутулившиеся плечи, выпирающий из-под ткани позвоночник — при жизни он был чуть плотнее. Но тогда у Кощея не было белых прядей. Сейчас волосы на его висках казались белым золотом.
— Ты всегда был слаб, — сказал Берендей. — Неуверенный жалкий мальчишка, — он побежал на брата, желая боднуть его мордой и столкнуть в колодец.
— А я ведь любил тебя, — сказал Кощей. Берендей спешился, удивившись его признанию. — Ты был мне другом и соратником. Я не смеялся над тобой, как братья, из-за того, что ты вышивал. Помнишь?
— Помню, — нехотя признался медведь.
— Ты был примером для подражания. А затем ударил в спину, — Кощей посмотрел в глаза брата и холодно добавил: — Ты так и не ощутил на себе настоящее предательство. Ты не раскаиваешься. Но на моей земле ты мне ничего сделать не сможешь — она ответит за меня.
Кощей указал костлявым пальцем на лапу Берендея. Тот склонил морду и увидел, что на ней появился каменный слой.
Теперь ее душа приняла в себя голос леса и Кикимора стала сердцем Великого Дуба. Все, кто жил в Залесье, должны были слышать ее зов.