— Ты ведь не хочешь уходить со своей работы, — продолжил Валентин. Голос у него был спокойный, вдумчивый, сдержанный. В этот раз роль отчаявшейся просительницы была уготована ей. — Королевская семья живет в мире иллюзий и тебя туда заманила, а ты и довольна.
— Что за чушь?!
— Эта семья поглотила себя. Но погоди — рано или поздно тебя прожуют и выплюнут.
— Наглая ложь!
— Нет, Мэрион. — Он тяжело вздохнул. — Лжешь тут только ты. Самой себе.
Валентин еще что-то сказал, но она уже не слышала. К горлу подступила тошнота. Ей вспомнилась комната на втором этаже, которую она так хорошо знала. Этот знакомый хаос, состоящий из сигаретных окурков, газет, одежды, постельного белья. Матрас, на котором она столько раз лежала, глядя в растрескавшийся потолок. А сейчас на нем наверняка лежит другая женщина. Прямо у нее над головой. Она кожей чувствовала ее присутствие, пускай и находилась этажом ниже.
В их прошлую встречу она и не догадывалась, что все скоро закончится. Что он больше не будет ее целовать, переполняя сердце нежностью и любовью, что она уже никогда не задрожит в его ловких, умелых руках.
Трудно было с этим смириться. Несмотря на слабость, она встала и вышла. А на улице прислонилась ненадолго к грязной кирпичной стене. Чувство было такое, точно она навек попрощалась с мечтой.
Глава тридцать вторая
«Вот ведь дурочка! — ругала себя Мэрион, глядя в зеркало. — Идиотка!»
Прошло уже несколько недель. Начались шотландские каникулы герцога Йоркского и его семейства, и отъезд помог Мэрион по-новому взглянуть на произошедшее. Теперь она была в сотне миль от Лондона и Ротерхита, где произошла сцена расставания с Валентином.
Она все тщательно обдумала. На смену отчаянию, как и когда-то давно, пришла злость. Причем злилась она и на него, и на себя. Ведь все это уже было! Как же она допустила, чтобы такое повторилось?!
Впрочем, различия все-таки имелись. В прошлый раз она была еще студенткой, почти ребенком. Перед ней открывался целый мир со всеми его возможностями. Однако теперь, когда она стала старше (и отражение в зеркале — тому свидетельство), ее возможности сократились. Она упустила свой шанс, и это не подлежало сомнению. Но так ли ей хотелось за него хвататься?
Нахмурившись, Мэрион склонилась поближе к зеркалу. Это что, седой волос? Порой ею овладевало неприятное чувство — ей казалось, что она горюет не только по утраченной любви, но и по своим разбитым, несбыточным мечтам.
«У нас с тобой разные цели»… Какая чушь. Да, пускай она никогда не ратовала за пролетарскую революцию, но все же разделяла его идеалы равенства и тоже жаждала справедливости в мире. Так было всегда. Мэрион скользнула щеточкой в тюбик с тушью и нанесла ее на ресницы, а потом крепко зажмурилась и широко раскрыла свои большие карие глаза. Так-то лучше.
«Королевская семья живет в мире иллюзий и тебя туда заманила — а ты и довольна»… Здесь он тоже ошибся. Сам мир иллюзий Мэрион нисколько не прельщал. Главными для нее были девочки, которых она горячо любила (а Лилибет — особенно) и которым стала близка, как родная мать. А может, еще ближе — ведь герцогиня далеко не все свое время уделяла малышкам, как это делала Мэрион. Именно она, гувернантка, знала своих девочек как никто другой, знала все их страхи, тревоги, радости и печали. Именно она гуляла и играла с ними, давала им новые знания.
«Эта семья поглотила тебя. Но погоди — рано или поздно тебя прожуют и выплюнут»… Мэрион улыбнулась своему отражению. Это уже совсем смешно! С какой стати? Она нужна этим людям. Нужна всей семье. И это чувство, говоря откровенно, пьянило. Подумать только — самое знаменитое семейство на свете не может без нее обойтись! А главное — она в любой миг может все прекратить. Вернуться в реальность. Но так ли уж ей туда хочется? С каждым днем эта самая реальность все меньше и меньше манила ее.
Мэрион скользнула взглядом по отражению комнаты в зеркале, и ее внимание привлекла вчерашняя газета, лежавшая в углу. На первой полосе было размещено сообщение о «Битве на Кейбл-стрит» — именно ею закончилась попытка Освальда Мосли провести двухтысячный отряд «чернорубашечников» по Ист-Энду, где жило довольно много евреев. Как и предсказывал Филипп, произошла потасовка, в ходе которой пострадали тысячи людей — большей частью полицейских. Мэрион очень надеялась, что Филипп уцелел. И Валентин, конечно. Она поморщилась, вспоминая, как он лежал посреди эдинбургской улочки. Казалось, это было целую вечность назад. Именно тогда-то все и началось: и их роман, и работа в королевской семье. До чего странно, что с самого начала две эти истории, можно сказать, шли рука об руку.
Но пришла пора расстаться. Мэрион вскинула голову и посмотрела на свое отражение. Взгляд карих глаз из-под накрашенных ресниц был решительным и твердым. Валентин ошибся во всем. Если ее кто и заманил, да еще обманом — так это только он.