Гувернантка

Когда вернулись в дом, я уложила детей. Мила с Гришей уснули, не дослушав сказку, которую я начала читать, даже до середины. Я же наоборот ложиться совсем не хотела и, взяв «Джен Эйр» читала в своей комнате до часа ночи, попутно предаваясь мечтам о будущем.

Утром я сожалела, что забыла перевести будильник хотя бы на полчаса попозже. Однако, спустившись, увидела, что Гриша уже встал и пытается запустить поезд по игрушечной железной дороге. Он с ликованием бросился мне навстречу и предложил, пока Мила спит, сделать на завтрак салат. Я про себя улыбнулась.

– Думаю, для завтрака больше подойдут гренки.

Лицо Гриши выглядело расстроенным только те несколько секунд, которые прошли до того момента, как он услышал, что гренки он будет делать сам. С крючка на кухне я сняла один из фартуков Екатерины Филипповны и подвязала его так, чтобы он подошел Грише. Я доверила ему взбивать молоко и яйца, отрезать сливочное масло и, конечно, самое тяжелое – мытье посуды. Он торжественно выкладывал гренки на тарелку Милы, которую я привела после того, как стол был накрыт и, сбиваясь, пересказывал ей процесс их приготовления.

Пока мы завтракали, позвонили из службы доставки и сообщили, когда привезут, заказанные продукты. Только я повесила трубку, услышала лай, собаки подбежали к забору, подпрыгивали, вставали на задние лапы, передними опираясь на калитку. В это время раздался звонок, звонили с улицы.

– Кто-то пришел, – сказала Мила.

Это был Максим Максимович. Лицо у него было с вмятиной от подушки, собирался он видимо в спешке, потому что вся одежда на нем была как будто наспех наброшенной, а в глазах читалось чувство вины.

– Не переживайте, – сказала я прежде, чем поздороваться. – Я вчера вывела собак, мне помогли, так что все хорошо.

– Здравствуйте, Танечка, о как мне жаль, как жаль. Я сам не знаю, как это вышло…

Он, вероятно, дорогой готовил какие-то слова оправдания и начал их припоминать и объясняться, но я попыталась побыстрее прекратить эту унизительную сцену и позвала его пить чай. Он скоро управился с собаками, долго приводил себя в порядок в прихожей, в начале, достав расческу из потайного кармана куртки он расчесался, затем осмотрел брови, пощупал нос, потер уши, поправил костюм.

Тем временем Гриша с удовольствием помог мне соорудить завтрак для Максима Максимовича. Мила провела его на место за руку. Гриша, вспоминая наш поход в пиццерию, пытался подражать официанту. В общем, все превратилось в игру, в которую с удовольствием включился Максим Максимович. Видимо поэтому он, приосанившись и глядя на меня с покровительственной улыбкой, сказал:

– Я очень рекомендовал Сергею Александровичу взять такого человека как вы, Таня. А то Екатерина уж больно была с детьми строга, рассказывала им разные ужасы. Только месяц прошел, а они совсем другие.

Затем учитель ушел, обещая прийти вечером, а мы вышли на детскую площадку. Дети катались с горки, бегали наперегонки, а я, быстро утомившись, сидела на качелях, разглядывала верхушки деревьев и вспомнила о коте.

Мы прошли его проведать и нигде не нашли. Я сполоснула миски, насыпала корм.

– Татьяна Николаевна, – закричал Гриша, – смотрите! Смотрите!

По двору бежал кот. Видимо где-то в домике для охраны был тайный кошачий лаз.

– Кот, который гулял сам по себе…

После обеда дети начали дремать, и я уложила их спать. В начале я думала посидеть рядом с ними, все равно заняться было нечем, но уже через несколько минут я встала и пошла в гостиную. Разыскивая накануне вечером мультфильмы, я видела корешки альбомов с фотографиями. «Что предосудительного в том, – успокаивала я себя, – что я посмотрю эти альбомы? Мне никто не запрещал ходить по дому и смотреть альбомы с фотографиями, которые не спрятаны, не закрыты на замок. Должна же я знать о детях немного больше, чем их имена?». Но все эти уговоры не помогали, я знала, что поступаю нехорошо.

Альбомов было много. Они занимали две полки книжного шкафа. Каждый альбом был толщиной более пяти сантиметров. Натуральная кожа, золотое теснение. Но с фотографиями оказалось только четыре из них. Вероятно, они были закуплены впрок, а цвет подобран дизайнерами, чтобы органично вписались в интерьер. В первом взятом мной альбоме были фотографии женщины тридцати пяти – сорока лет. Это были не любительские снимки, размера десять на пятнадцать, а фотографии, сделанные в студии, каждая размером со страницу альбома. Женщина была беременна. На одной из фотографий, подчерком знакомым мне по адресной книге была сделана надпись: «Нам семь месяцев». Далее были фотографии новорожденной девочки. То, что это девочка было понятно по розовому одеялу, розовым бантикам на шапочке. Я не видела ни одного любительского снимка. В этом же альбоме были фотографии с такими подписями: «начали есть кашу», «первые шаги», «играем в кубики», рядом с записями стояла дата.