Гувернантка

Анатолий ушел за посылкой для матери, я собиралась помочь Алевтине убрать со стола, но ее брат позвал меня, как он выразился: «на разговор».

Мы вышли на улицу.

– Але надо в Москву, но одну ее не хочу отпускать, не возьметесь ее проводить?

Я с удовольствием согласилась. Мы договорились, что Владимир заберет меня от дома и отвезет на станцию вместе с сестрой.

Анатолий отдал мне маленький сверток, на ощупь я определила, что это какой-то образок, завернутый в несколько слоев газетной бумаги и перевязанный шпагатом. Отец Владимир внимательно, с явным любопытством смотрела на нас. Я попрощалась, не поднимая глаз, натянув варежки, чуть ли не бегом отправилась назад. Мне было неловко, потому что похоже Анатолий рассказал что-то обо мне Владимиру. А эта вещица, которую я должна была отвезти Кире Анатольевне, был возможно ею придуманный предлог для нашей встречи с ее сыном.

Тетя Рита, когда мы с ней общались по телефону, страшно радовалась, что Анатолий не приезжает домой. Она была уверена, что он со мной не желает расставаться. Сколько бы я не говорила, что мы не видимся, она посмеивалась, явно в это не веря.

День близился к концу. Дети к вечеру начали грустить, им не нравился мой отъезд. Я обещала звонить. Прежде чем выйти из дома, обняла их, как будто уезжала не на два дня. Сцена умилила даже Катю, я заметила, что черты лица у нее несколько смягчились и она пробормотала что-то вроде: «Ну-ну, не на всегда же…»

Пока Аля и я ждали электричку до Москвы, ее брат сказал, что он здесь родился и во времена его детства деревня называлась Красный Маяк.

– А в девяносто восьмом, когда решили церковь построить, вернули прежнее название – Новые Колокольчики. Очень подходило к планам купить новые колокола, старые сняли в тридцатых, а в сорок первом от снаряда обрушилась колокольня. Храм и его постройки были еще раньше уничтожены. В тридцатые годы хотели перестроить весь комплекс под свинарник, а в день приезда архитектора рано утром, здание храма обрушилось.

– Чудо? – спросила я.

Владимир улыбнулся:

– Нет, думаю местные мужички постарался. Не хотели, чтобы осквернили церковь и придумали что-нибудь. А места эти были заселены еще в 16 веке, с середины 18ого возникло на той стороне имение Изумрудное. Там сейчас детский дом, очень хороший коллектив из местных жителей.

У Алевтины была какая-то невообразимая коробка: большая, перевязанная, перетянутая, где веревками, где скотчем, а где обрывками ткани. Я помогла занести ее в вагон. Владимир перекрестил ее, посмотрел взглядом немного оценочным, вроде тепло ли она одета. Затем заглянул в окно, проверить удобно ли Алевтина сидит. Я села напротив нее, чтобы комфортно было разговор поддерживать и к окошку ближе.

Поезд тронулся, перрон и батюшка стали невидимы.

Я спросила, что у Али в коробке, могу ли я поставить сумку сверху. Но пока я смотрела на мелькающие за окном деревья, Алевтина успела вытащить тонкую книжку в мягкой обложке, с затертыми по углам страницами. Я решила, что это молитвенник. На мой вопрос она не ответила, и я больше ее не беспокоила. Как и многим пассажирам мою компанию составил телефон, мне захотелось узнать подробности истории об обрушившемся храме и имении Изумрудном, и я начала искать информацию в интернете.

Лето, двухэтажный старинный дом, львы по бокам широкой лестнице. Мы играем на площадке за колоннами в резиночку. Точнее девочки играют, а я сижу в стороне, в кармане леденцы, которые привезла моя тетя. В тот день я увидела ее первый раз. Ко мне подсаживается Саша и я угощаю его леденцами. Затем подходит кто-то из девочек и скоро леденцы розданы. Я помнила о леденцах, но сам дом…

Это было мое первое отчетливое воспоминание, настоящее воспоминание из детства, возникшее после того, как я увидела фотографию помещичьего дома в имении Изумрудное. Это был тот самый дом, с высокими окнами, я могла точно рассказать, как он устроен внутри и снаружи, не читая описания этого дома в интернете. Я вспомнила нашу комнату с одинаковыми кроватями и зелеными, и серыми одеялами, повара из столовой и воспитательницу, бутерброды с кабачковой икрой, которыми мою подружку и меня угощала нянечка, когда у меня носом пошла кровь. Это было так радостно и удивительно, мне захотелось этим поделиться, Алевтина сидела с закрытыми глазами, я позвонила тете, но она была вне зоны доступа. Я стала бояться, что эти воспоминания исчезнут и все записала в блокнот.

До прибытия электрички на вокзал осталось минут пятнадцать. Пассажиры зашевелились. Многие стали продвигаться к головному составу, чтобы сократить путь по перрону. Я сразу заметила Павла Остроумова и отвернулась к окну. Хотя за окном была ночь и от мелькающих огоньков кружилась голова. Я смотрела и смотрела в никуда, прикидывая, прошел уже Павел вперед или все еще двигается по проходу. Мне не хотелось, чтобы он заметил меня.

– Добрый вечер, я, кажется, так и не спросил, как вас зовут, милая гувернантка. Мое имя, вы знаете, – сказал Павел и сел рядом.