Кошкин снова ничего не сказал, но, кажется, понял, что я имею в виду, потому что добавил, еще более понижая голос:
– Шувалов считает, что Сорокин давно не работает на Британию – возраст. Но не исключено, что англичане послали в Москву кого-то как раз с целью устранить Сорокина. Платон Алексеевич это вполне допускает – потому, собственно, и велел рассказать вам. В этом случае многое встает на свои места, вы не находите?
Я не ответила, сказав лишь:
– Тогда всего доброго. В следующий раз встречаемся здесь же в воскресенье, в это же время. Надеюсь, уже будут какие-то новости по порошинкам на сюртуке и номеру на револьвере.
Кошкин коротко кивнул, поднял отвороты сюртука, защищаясь от ветра, и неспешно зашагал вдоль набережной, чтобы после покинуть сад. Я же осталась – во-первых, чтобы, согласно инструкции Платона Алексеевича посмотреть, не сорвется ли кто со своих мест, чтобы пойти за Кошкиным, а во-вторых, мне было о чем подумать.
Дядюшка всегда учил меня, что интуиции следует доверять. По его словам, ей следовало доверять даже больше чем фактам – с чем я долго не могла смириться. И вот сейчас эта интуиция буквально кричала во мне, что со Львом Кирилловичем Якимовым, профессором математики, не все просто.
Если допустить, что покойный Балдинский и был Сорокиным, то многое становится логичным: англичане, зная, что Сорокина ищут, и что он может сыграть вескую роль в дипломатических играх, посылают в Москву человека для его устранения, который, разумеется, должен знать Сорокина в лицо. Якимов вполне мог оказаться этим человеком.
Он не молод, конечно, и совсем не похож на наемного убийцу… но подтянут, спортивен и, по правде сказать, выглядит гораздо моложе своих пятидесяти девяти. Да и откуда мне знать, какими должны быть наемные убийцы?…
Наверное, мне стоило этой версией – что британским агентом является Якимов – немедленно поделиться со Степаном Егоровичем, чтобы он принял меры, но… все упиралось в Ильицкого. Я не могла понять его роли в истории. Почему он рядом с Якимовым?
Пресловутая случайность? Или же действует заодно с ним?…
У меня мелась еще одна версия, вполне подходящая, кажется. Я знала из отрывочных рассказов дядюшки, что сотрудников в свой отдел он набирает именно из выпускников Николаевской академии. А ведомство, занимающееся поиском шпионов на территории России – то, что Кошкин называет контрразведкой – чем оно хуже? Логично предположить, что и сотрудники контрразведки также являются выпускниками академии.
А Ильицкий, который отлично учился в Николаевской академии, который умен, находчив, участвовал в военных действиях на Балканах и в Афганистане… кажется, сам Бог, велел ему служить в Генеральном штабе. Причем, отнюдь не на административной должности. А он выбирает карьеру преподавателя. Не верю этому… точнее, верю, но лишь если окажется, что преподавание это прикрытие – одно из заданий. Чтобы, допустим, быть ближе к Якимову, который давно уже на подозрении, как британский агент…
И уж не потому ли Платон Алексеевич солгал ему, что я осталась во Франции – чтобы я не повторила судьбу мамы?
Мама – сестра Платона Алексеевича Шувалова – вышла замуж за одного из его подчиненных, человека, которого готовили к работе резидента в Париже. Их обоих убили там же, во Франции, одиннадцать лет назад, а меня забрал Платон Алексеевич и отдал учиться в Смольный.
И я даже не могу осуждать своего дядю за ложь Ильицкому – если все действительно было так. Потому что я сама не хочу, всем сердцем не хочу, быть ни женой, ни возлюбленной человека, вся жизнь которого принадлежит не ему, а Долгу. Я догадывалась, что ему в распоряжение эту жизнь вернут разве что, когда он станет ни на что не годным стариком.
Если сумеет до старости дожить. Мой отец, например, не сумел…
Глава XVIII
В пятницу после обеда няня детей, Катюша, повела моих подопечных на прогулку и, как бывало часто, я вышла вместе с ними. Разумеется, я не собиралась добровольно губить несколько часов своей жизни – я намеревалась на первом же перекрестке взять извозчика и поехать в Столешников переулок, чтобы встретиться с Марго. Однако вскоре планы решила изменить.
Навстречу нам шагал Стенин, любимец детей, к которому те, не раздумывая, бросились со всех ног.
– Здравствуйте, Лидочка, здравствуйте… – раскланялся он со мной, слабо сопротивляясь близнецам, тянущим его за руки, – не откажетесь принять меня в вашу компанию, раз уж мы так удачно встретились?
На нем сегодня, вместо привычного грязно-желтого сюртука, отданного Кошкину, был темно-коричневый в красную клетку, который вдобавок сидел на нем мешком, будто был с чужого плеча.
– Будем только рады, Денис Ионович, – отозвалась я, мигом решая, что к Марго могу съездить в любой другой день, а вот шанс поговорить и понаблюдать за Стениным выпадал мне столь редко, что грех им не воспользоваться.
– Вы в Александровский сад, верно? – уточнил Денис Ионович, – а то давайте лучше пройдемся по бульвару Пречистенскому [33]
– там снег почти сошел, ручьи звенят… красота! Весна скоро совсем!