Гувернантка (СИ)

– А давайте и по бульвару, – легко согласилась я, – Катюша, вы не против?

Девушка только повела плечом, показывая, что ей все равно.

На бульваре и правда было хорошо. Дорожки уже расчистили от снега, по-весеннему яркое солнце заливало брусчатку светом, и весело щебетали птицы.

Дети вели себя на прогулке на удивление прилично – видимо, дело в Стенине: как-то удавалось ему всего парой негромких фраз унять бесконечные капризы близнецов, и даже Мари становилась шелковой. Сейчас она, как вполне воспитанная барышня, шла впереди нас, держа за руку Лёлечку, что-то объясняя ей на ходу и иногда приседая рядом, чтобы поправить пальтишко сестры.

Митрофанушка уже нашел себе в товарищи каких-то мальчишек и пускал с ними бумажные кораблики по ручью вдоль бульвара. Близнецы же мельтешили рядом, повиснув на руках Стенина – но мне они не мешали.

Денис Ионович Стенин… кажется, я никогда всерьез не задумывалась над тем, что он может оказаться Сорокиным. Наверное потому, что хоть Курбатов, хоть Якимов, хоть даже покойный Балдинский казались мне достойными соперниками – умные, проницательные люди, полные загадок и тайн. Стенин же не вызывал ничего кроме жалости.

– Молодость крайне опасная время, Лидочка… – признался мне вдруг Денис Ионович, щуря навстречу солнцу выцветшие голубые глаза. Такие же выцветшие, как у Елены Сергеевны. – В молодости кажется, что рано или поздно весь мир будет у твоих ног, и что торопиться некуда, поскольку впереди вечность. Верите ли, но я никогда не любил детей, – продолжал он, глядя на резвящихся рядом Никки и Конни, – шумные неугомонные создания, которые отнимают нервы, время и ничего не дают взамен. И сейчас только понял, что взамен они дают то, за что не жалко никакого времени. Меня никто не любил так, как Никки и Конни.

– Вы никогда не были женаты? – спросила я.

– Был, – легко ответил Стенин, – но с детьми, как видите, не сложилось. Хотя, сейчас у меня могли бы быть уже внуки… – Стенин улыбнулся, а у меня от этой горькой улыбки сжалось сердце. Право, нет ничего страшнее одиночества.

Но я, с усилием напоминая себе, что этот человек может быть Сорокиным, удачно маскирующимся под несчастного старика, заставляла себя легкомысленно улыбаться и задавать нужные вопросы:

– Вы все эти годы жили в Москве?

– Нет, не только не в Москве, но даже и не в России. Мотался, знаете ли, по свету – то тут, то там. Хотел весь мир увидеть, везде побывать. Я ведь не всегда был нищим стариком, как сейчас – был я и богат, когда получил наследство от дядюшки-генерала. Но умудрился все промотать… Зато жил тогда как наследный принц, вроде Алекса Курбатова. Да и хорош был тогда собою, чего скрывать – мог бы и вам по сердцу прийтись, Лидочка, – он рассмеялся и взглянул на меня так, что я даже смутилась.

Я специально не заводила разговор о недавнем визите Дениса Ионовича к Полесовым – хотела посмотреть, попробует ли он умолчать об этом факте. Что примечательно, за час с лишним нашей вялотекущей беседы Стенин об этом так и не упомянул. И лишь когда я спросила прямо, признался:

– Да, я в среду проезжал мимо Пречистенки и дай, думаю, зайду – вдруг застану дома… Ох, бедный Петр Фомич, – вздохнул он о Балдинском, – в голове не укладывается…

– Должно быть, вы знали Петра Фомича лучше остальных, – посочувствовала я и поспешила объяснить свой вывод: – на балу только с ним, почитай, и разговаривали…

Стенин на это ответил:

– Петр Фомич меня все в карты зазывал играть, а я не знал, как от него отвязаться. Поверьте, Лидочки, гораздо охотнее я на том балу танцевал бы с вами – да только к вам вон какая очередь из кавалеров выстроилась: куда мне в калачный ряд?… вот и приходится с себеподобными времечко коротать и делать вид, будто мне это интересно.

Я тотчас взглянула на Стенина с долей кокетства и улыбнулась:

– Глупости, Денис Ионович – ежели б вы меня пригласили, я бы никогда не отказала!… А господин Балдинский, говорят, даже слишком большой любитель карт был – долги имел значительные. Из-за этого и приключилось с ним несчастье, – чуть понижая голос, сообщила я.

– Кто говорит? – сразу оживился Стенин.

– Я от Алекса Курбатова слышала, – ответила я по-прежнему негромко, словно поведала великую тайну, – а он – от графа.

Стенин же помолчал немного, а потом ответил бодро:

– Ох, и сплетница же вы, Лидочка! Наперед всех все знаете! – Я, довольная, что мне удалось сыграть именно ту роль, что я и задумала, изобразила вдобавок и обиду на «сплетницу», а Денис Ионович тотчас поймал мою руку и в знак извинения поцеловал: – Прелестное вы дитя, Лидочка, совершенно прелестное!

Вскоре после этого разговора я оставила Стенина, нашла скамейку и села читать книжку. Хотя то и дело поднимала взгляд на Дениса Ионовича, который неслышно рассказывал что-то близнецам, а те, раскрыв рты, его слушали.

Я наблюдала за ними до тех пор, пока не услышала вдруг надрывный плач Лёлечки – но когда нашла ребенка взглядом, увидела к ужасу своему, как Мари, цепко схватив за ухо какого-то мальчика лет семи, стащила его с велосипеда и выговаривает что-то язвительное. Кати поблизости не было.