Гувернантка

Молодой человек, тот, кто обычно ассистировал Седовласому при просмотрах, поднес Кузьме Егоровичу мяч на газетке «Фигаро» с фотографией Кузьмы Егоровича в обнимку с Жюли: на крыльце, в рождественскую ночь.

Кузьма Егорович взял газетку.

— Выучился уже, или дать перевод? — спросил Седовласый.

— Играйте, Борис Николаевич, — обратился Кузьма Егорович к сидящему рядом Ельцину и вышел вон.

Никита с ансамблем на маленькой ресторанной эстрадке пели мрачную свадебную песню.

Несколько официантов, уборщицы посуды, буфетчица сгрудились в кухонном закутке возле портативного телевизора, по которому передавалось какое-то важное кремлевское заседание.

— Ну? — агрессивно подскочил к группке оторвавшийся на минутку от плиты повар с длинным ножом.

Никита допел. Публика взорвалась аплодисментами и восторгами несколько, может быть, пьяноватыми. Никита снял гитару, направился за стол, на жениховское свое место, рядом с которым, одетая в белое и в фату, поджидала Вероника.

— Горько! — закричал гость со значком «Ветеран партии».

— Горько! Горько! — подхватили остальные.

— Варвары, — прокомментировала Вероника и поцеловалась с Никитою.

— Раз, два, три, четыре, пятью — считали варвары хором…

В этот как раз момент тяжелый лимузин Кузьмы Егоровича подкатил к ресторанным дверям.

Кузьма Егорович сидел, не трогаясь с места, и не то что бы плакал… словом, это было Прощальное Сидение. Потом полез в подлокотный тайничок, достал коньячную фляжку. Разведя руками, улыбнувшись как-то виновато, пояснил водителю и Равилю:

— Вот, значит…

— Да нечто мы, Кузьма Егорович, не знали? — ответил немолодой водитель, растроганный тоже едва не до слез. — Вы ж выпиваете, выпиваете, а она ж не порожнеет. Кто ж вам туда и доливает, как не мы?..

Чтобы не разрыдаться, Кузьма Егорович вышел из автомобиля, Равиль с водителем тоже оказались на улице. Возникла некоторая пауза.

— Ну, ребятки, прощайте, — сказал Кузьма Егорович и расцеловался с одним и с другим. — Спасибо, что довезли, — и двинулся в ресторан.

У дверей толклось человек пятнадцать. За стеклом висела табличка: МЕСТ НЕТ. Кузьма Егорович пошел сквозь толпу.

— Куда лезешь, папаша?

— Э, ща как дам!

— Да свадьба у меня, ребята! Свадьба! — Кузьма Егорович ловил, казалось, кайф от столь полного унижения.

— Отец! А чем ты жениться собрался?

Кузьма Егорович покраснел, кто-то захохотал.

Добравшись все-таки до дверей, Кузьма Егорович принялся стучать, но швейцар делал вид, будто не слышит.

Возник Равиль.

— Иди, Равиль, иди, — отправил его Кузьма Егорович. — Надо ж начинать привыкать…

— Как шутка? — спросил меж тем Никита, склоняясь к вероникину уху.

— Шутка?

— Ну, все это, — обвел рукою свадебный стол. — Отца-то могут снять в любую минуту, — и попытался оценить впечатление жены от открытой тайны. -Здорово попала?

— Мечта иметь наивного мужа сбылась! — отозвалась Вероника. — Запомни: за всю жизнь я еще не ошиблась ни разу. Даже на ипподроме. — И, глянув в сторону вестибюля, добавила: — Уже сняли.

Дело было заполночь. Все успели так или иначе разбрестись-разъехаться кто куда. У подъезда ресторана остались только Кузьма Егорович и Жюли, на руках которой висела сонная Машенька.

Кузьма Егорович неумело ловил такси. Машин было мало, но и те не останавливались. Одна все же притормозила.

— На Рублевку, — сказал Кузьма Егорович.

Водитель, оценив парочку, отрицательно мотнул головою и показал табличку В ПАРК.

— Ах, в парк?! — зловеще переспросил Кузьма Егорович. — А я вот номер сейчас запишу… — и полез нетвердой рукою во внутренний карман пиджака.

— Да пошел ты, папаша… — не договорил таксист куда и врубил передачу.

Жюли вынула двадцатифранковый билет и показала таксисту.

— Так бы сразу и говорили, — полюбезнел тот и сам открыл дверцу.

— Вот с-сволоч-чи! — выругался Кузьма Егорович сквозь зубы, усаживаясь. — До чего страну довели!

Аглая стояла у входа в освещенную дачу и смотрела горько-иронически, как бригада грузчиков-ментов человек в пятнадцать выносит с дачи мебель, ковры, картины, посуду…

— Чё пялиссься? — приостановился совестливый сержант, проходя мимо с огромными часами на плече. — Вещи казенные…

— А дача? — спросила Аглая.

— Дача? — не понял аглаиной логики мент. — Дача тоже казенная. Детскому дому, наверное, передадут…

Навстречу грузчикам по аллее шагали Кузьма Егорович и Жюли со спящею Машенькой на плече.

— Злорадствуешь? — бросил Кузьма Егорович Аглае, проходя мимо. — Вовремя смылась? — а та, вдогонку, потянулась к Машеньке, вошла в дом…

— Не трогайте! — неприязненно произнесла Жюли по-русски. — Разбýдите.

Аглая приостановилась:

— Vous pouvez parlez français, si vous voulez bien.

— Вот еще, по-французски! — передернула Жюли плечами и понесла Машеньку в детскую.

— Я, Кузьма Егорович… — опустила Аглая глаза. — Если вам негде пожить… Кутузовскую тоже, наверное, отберут. Я на два месяца уезжаю, так что…

Кузьма Егорович подошел к Аглае, нежно, благодарно поцеловал:

— Извини. За всё.

Жюли выглянула из детской, ревниво сверкнула глазками:

— Кузьма, можно вас? Помогите… Эти антикоммунисты унесли кроватку.

Кузьма Егорович развел руками и пошел к Жюли.