Гвенделл, лучший ученик

– Да, – Лирен тоже потупился и посмотрел ему на руки. – Давай… Давай никогда не переставать?

Берт помолчал, бегая взглядом по опавшим листьям и обугленным поленьям в кострище. Пальцы дрожали, и Лирен это видел. Гилберт точно это знал, потому что краем глаза следил за ним.

– Давай, – пролепетал он.

Они замолчали, не смотря прямо друг на друга. Туча уже наплыла на них, и стало темно, почти как вечером. Накрапывал мелкий дождь. Берт видел, как редкие капли падали на сухую землю и впитывались темными пятнышками. Слышал, как взволнованно дышал Лирен.

– Нам, наверное, нельзя так думать, – тихо сказал тот.

Берт как наяву видел его мысли. Потому что в голове у него было то же самое.

– Я еще два года назад хотел об этом у тебя спросить, – сказал он и заставил себя нахмуриться.

– О чем?

– О том… Кто такие педики. Но Фуфел мне тогда сказал.

Лирена словно кто-то толкнул. Он резко отсел и повернулся к лесу. Молчал. Гилберт тоже отвернулся. В груди больно колотилось сердце.

Дождь уже стучался об бревно и листья на земле. В волосах застревали холодные капли. Запахло мокрой травой и древесиной. Вдали слышался тихий рокот грома.

Они молчали, беспомощно глядя в разные друг от друга стороны. Лирен так и мусолил свою накидку, а Гилберт царапал себе ладонь ногтем. На глазах начинала дрожать влага.

“Чума бы не стал так думать. Он бы за такое оторвал ухо.”

“Ненавижу тебя, Лирен, что ты натворил? Что мне теперь делать?”

Лирен накинул капюшон и молча поднялся. Листья под ним захрустели. Он взял свой рог и поправил колун на поясе.

– Надо идти, – тусклым голосом сказал он, не глядя на Берта. – А то промокнем.

– Угу.

До приората Вейнон они шли молча, боясь посмотреть друг на друга. По лицу стекала вода. Берт разглядывал в руке олений рог и надеялся, что папа не станет расспрашивать о том, где он его взял. Тогда не придется говорить о Лирене.

Только у городских ворот Лирен прервал тишину и грохот дождя.

– Мы же не перестанем из-за этого дружить?

Берт отвел глаза и сказал:

– Надеюсь, что нет.

У себя в комнате он положил олений рог в третий ящик комода, к любимым книгам. Ночью засыпал так же плохо, как в тот вечер, когда провожал Бьюли до дома. Гилберт думал, как ненавидит Лирена за то, что заставил его бояться за себя и за их дружбу. Думал, как любит его за то, что всегда был рядом. Думал, кто из них “педик” и кому первому Чума оторвал бы ухо, а кому сломал бы нос. Или кого бы убил.

Он лежал, спрятав голову под подушку, и глотал слезы.

Послезавтра на его день рождения Лирен принес двемерский меч.

Сожженные мосты

За два года они, как и боялись, стали видеться меньше. Отец Лирена затащил его в Часовню Стендарра и занял изучением богословских книг. В те редкие дни, что они с Бертом виделись, Лирен говорил, что ему в целом нравится.

В целом. Взрослые так говорят, чтобы утешиться.

Гилберт все так же занимался в Гильдии Бойцов, уже не с учебным мечом, а тем двемерским, что подарил Лирен. Он пытался утопить растерянность и страх оказаться “петухом” (еще одно мерзкое словечко взамен другим мерзким словечкам) в ворковании с девчонками. Даже целовался с Амалией и Вилисой, которую та на дух не переносила, но все равно было пресновато. Не так, как с Бьюли.

Когда Алер проболтался, что в свое время имел связи с Гильдией Воров, он стал для Берта живой легендой. Упросил показать, как взламывать замки, и рассказать о тех мрачных людях, о которых молчат в городе. В его привычный, хоть и тоскливый мирок пришли новые захватывающие истории. Впрочем, Берт все еще считал их сказками.

Постепенно занятия с оружием уже порядочно осточертели и слились в гадкую рутину. Гилберт стал чаще захаживать к Фуфелу. Даже “сомики” казались не такими противными. Больше всего ему нравился хайрокский табак. Мягкий, но насыщенный вкус. А от валенвудского кружило голову и тошнило.

Берт заметил, что Алер, Лереси, Лирен, его родители и все другие данмеры в городе стали какими-то грустными и тревожными. В таверне он услышал, что в Морровинде произошло какое-то несчастье. Потом спросил у Алера и узнал, что на столицу свалилось Министерство Правды, а затем изверглась Красная гора. Полстраны разрушилось, а на другую пошли войной аргониане. Тысячи погибли, многим пришлось бросать все и уплывать на Солстейм, соседний остров.

Красная гора, которая выросла из Сердца Лорхана. Берт долго думал об этом.

На следующий же день пришел в Часовню и нашел Лирена. Они долго разговаривали, но Лирен казался чужим. Словно в него переселили очень уставшего печального взрослого. То, что беспокоило обоих целых два года, они старательно обходили, точно шли по кочкам над булькающей лавой Красной горы.

Разве что осторожно, будто наощупь, напомнили друг другу, как хотели бы побывать в Имперском городе. Лирен сказал, что у него дома лежит тревожный рюкзак. Там ножи, веревки, спальник, карта, фляги с водой, пара лечебных зелий и огниво. Рядом покоится арбалет с полным колчаном и меч. Говорил, что после извержения Красной горы родители сами стали собирать такие. Берт задумчиво кивал.