Когда он добежал, ливень даже не думал утихать. Наоборот, вовсю плясал на ступенях, вздымая облако брызг. Перед лестницей растеклась здоровенная лужа. Вода пузырилась, отражение серого неба дробилось в колечках.
Гилберт влетел в вестибюль. С одежды и рюкзака текло. Эхо шлепающихся на пол капель разлеталось под высоким куполом и отражалось от стен. В Часовне было пусто и сухо. Пахло ладаном. Берт спустился в полумрачный холл под залом и пошел к комнате Гурерина Селвило, отца Лирена.
Тот как обычно читал, сидя за письменным столом, и что-то выписывал на бумагу. Рядом в канделябре горели свечи. Лирен вздрогнул, когда Берт вбежал в проем. Чернила с пера капнули на столешницу.
– Лирен, – тяжело выдохнул Гилберт. Сердце билось в горле после забега.
– Что такое? – тот с недоумением обводил его с ног до головы. Его длинные волосы были по-эльфийски зачесаны назад, точно как у Гурерина. На нем – любимая бордовая роба.
– Я из дома сбежал, – устало говорил Берт, привалившись к косяку.
– Что? Почему?
– Потом расскажу. Побежали со мной.
Лирен вытаращил глаза. На столешницу плюхнулась вторая чернильная капля. Он рассеянно сунул перо в чернильницу и встал из-за стола.
– Куда? Ты чего?
– В Имперский город! – Берт подошел к нему. Лирен ощутил запах сырой одежды. – Мы же с тобой хотели!
– Я не могу.
– Чего?
Лирен потупился и сказал тише:
– Мы с родителями завтра поедем в Блэклайт. Там родня осталась после Красного года, нам надо помочь им отстроиться. И…
Он замялся и стал мусолить подол робы.
– Что? – торопил Берт.
– Мама сказала, что там я буду должен жениться на девушке из Дома Садрас, – он прерывисто вздохнул и поднял глаза на Гилберта: – И папа поддерживает. Я не хочу. Но они говорят, что это поможет нам всем.
“И ты туда же.”
Сердце рухнуло. Берт неподвижно смотрел на Лирена, а в голове зияла пустота. Точно оттуда выскоблили все до последней мысли.
– Извини, Берт.
Лирен сел обратно за стол и склонил голову над книгой. Гилберт не мог отвести от него потрясенного взгляда.
– Я знаю, что ты думаешь, – дрожащим голосом начал Лирен. – Что мы договаривались…
– Нет. Нет, ничего. Мне уже все равно.
Лирен ошарашенно повернулся.
– Что?
Берт увидел его глаза, наполненные такой же печалью и растерянностью. Он сам чувствовал себя таким. Губы задрожали, в глазах снова поплыло. Он кинулся к Лирену и обнял его за шею. Сухого и теплого, пахнущего чернилами и отцовским бриолином.
Лирен сцепил руки на его мокрой спине за рюкзаком и луком.
– Не уезжай, – тихо попросил он.
Берт молча помотал головой, еле сдерживая слезы. В горле распух колючий комок. Затем он отслонился и вынул из-за пояса олений рог.
– Это тот? – Лирен смотрел на него с неверием и восторгом.
– Да, – Гилберт положил рог на стол рядом с книгой.– Пока.
Он пошел к двери, а Лирен провожал его непонимающим взглядом. Переводил на рог и обратно. Берт застыл в проеме и повернулся. Лирен помолчал, теребя подол робы, а потом ответил:
– Пока.
Берт шел по мостовой, напоминая одинокого печального призрака под проливным дождем. В конюшне за воротами он увидел, что рабочих не было. Они прятались в лачуге. Тогда Берт перемахнул через ограду в загон, приземлился в вязкую грязь и прошлепал к ближайшей лошади – гнедому жеребцу. Затем вскочил в седло и пришпорил коня с боков. Тот истошно заржал, лягнулся, замотал головой и понесся к забору. Гилберт на скаку дернул вожжи, и жеребец перепрыгнул ограду, взметнув тучу черных грязевых брызг. Ржание услышали два стражника, но когда они выбежали на дорогу, мерин уже гнал от родного стойла во весь опор.
***
Ночью на Коловианском нагорье стояла тишина. Только сверчки трещали. После дождя воздух умылся, посвежел и очистился, стал легким и прозрачным. Через ясную летнюю темноту на небе проглядывались редкие сверкающие звезды. Мир будто укрывался глубоким черным бархатом с ярким искрящимся бисером.
В глубине степного леса на границе между Сиродилом и Хаммерфеллом слабо потрескивал костерок. Гилберт готовился к ночлегу. Он привязал коня к низенькой сосне неподалеку от очага и разложил спальник.
Берт смотрел в черную даль, протянув руки к огню. Воображал, какие приключения его ждут. Он ни минуты не сомневался ни в чем. Все было так, как нужно и как он хотел. Долгожданное ощущение свободы и самостоятельности окрыляло его, будоражило кровь. Гилберту не было жаль отца, нет, ни капли. Вернись он назад во времени, поступил бы так же.
Только то, что Лирена не было рядом, погружало в тоску. Гилберт невольно представлял, как он встречает ту девчонку из Дома Садрас в Блэклайте, и как они влюбляются. Было горько, но мысли сами там вращались.
Но тепло от костра будто гладило его ладони мягкими руками, шептало, что все будет хорошо. И Гилберт верил. Он даже улыбнулся в темноту, слушая пение сверчков.
Да, все будет хорошо.
Чуть позже, уже готовясь уснуть, Гилберт что-то нащупал у себя в кармане куртки. Странно, ведь он не помнил, что клал туда. Берт выудил из кармана старую, потертую временем записку с кляксой на обороте. И эта клякса оживила в нем воспоминания.