Hassliebe

Она вспоминала, как он ловким движением аккуратно приглаживал волосы. Как он хитро щурил глаза, как вокруг них при этом появлялись мелкие морщинки. Как он нежно касался ее кожи, когда так ловко увлекал ее в танец. Как он курил, пуская сизый дым в воздух. Как он поцеловал ее в первый раз, когда она собиралась сесть в такси. Как он поцеловал ее во второй раз – настолько отчаянно и пылко. Как он…

Она все это прекрасно помнила. И ненавидела Генриха фон Оберштейна. Ненавидела за то, что она сейчас в таком унизительном положении, а он – привилегированный офицер СС. Ненавидела его за то, что она позволила ему все это, что подчинилась против своей же воли, что дала слабину. Ненавидела его снисходительно-шутливую манеру разговора, ненавидела его насмешливый взгляд. Ненавидела, что он мог с легкостью понимать то, о чем она думает, понимать все ее чувства и ловко манипулировать ими. Ненавидела его ложь и то, что он всегда мнит себя правым во всем. Ненавидела его из-за того, что он всегда получает то, что хочет, и для него не существует слова «нет». Ненавидела, что не может долго уснуть из-за глупых мыслей о нем и рыдает в подушку уже полночи.

Но больше всего Ида сейчас ненавидела саму себя из-за того, что понимала, что не может ненавидеть его – ни немного, ни даже чуть-чуть.

Глава VI

Ида стояла, устало прижавшись к горячей стенке вагона для скота, – она даже не могла присесть на пол, потому что под ее ногами лежало тело какого-то человека, возможно, уже мертвого. Со всех сторон на нее напирали люди – такие же как она, вымотанные и задыхающиеся от невыносимой духоты. Такие же евреи, как и она.

Спастись в Варшаве Иде так и не удалось – кто-то выдал ее. Попала в число тех тридцати шести тысяч, которых увезли в сентябре в лагерь.

На следующий день после ее приезда, Милош с Яном попрощались с ней – им надо было ехать назад в Краков. Ида стояла у окна и смотрела на размытое отражение Милоша в стекле, пока он неловко мялся у двери.

– Обещаю, – сказал тогда Милош, – мы увидимся с тобой через пару дней. А сейчас надо ехать…

– Я понимаю.

– Ида, – он подошел к ней сзади и положил ладонь на плечо, чуть сжав, – ты…

– Буду осторожна, – закончила она за него фразу и вздохнула, закрыв глаза.

– Именно, – прошептал Милош и обнял ее за плечи. – Мы вернемся через пару дней, и я сделаю все, чтобы увезти тебя как можно дальше.

– А что мне делать эти несколько дней? – так же шепотом спросила девушка. – Когда ты скрываешься, часы превращаются для тебя в столетия. Ты не представляешь, что это такое… Просто сидеть и ждать чего-то. А что ждет тебя впереди? Ты и не знаешь… Просто ждешь… Устаешь ждать, но насколько хуже было бы, если бы ждать стало нечего.

– Ида, в обед приедут люди из сопротивления, увезут тебя и спрячут. Это не больше, чем на три дня. Просто подожди три дня, прошу…

– А потом ты приедешь…

– А потом я приеду. И все закончится, обещаю.

Милош ушел, даже не попрощавшись с ней. Тихо закрыл за собой дверь; через две минуты зашумел двигатель их машины. Ида отошла от окна и взглянула на документы, которые для нее на столике оставил Милош. Мария Щепаняк, двадцать два года, родилась в Варшаве – вот, кем теперь была Ида Берг.

То утро было для нее грустным. Одной из причин был отъезд Милоша, с которым она не могла ничего поделать, кроме как смириться. Второй же причиной были грустные мысли и воспоминания о былом, которые настойчиво лезли в голову. Девушка вспоминала Краков, как она пела в ресторане, как она устраивала музыкальные вечера, как ей пророчили славу Марлен Дитрих. Она была по-своему известна, она всем нравилась, к ней были добры… А что сейчас? Она прячется в подвалах и на чердаках, она бежит и сама не знает куда, она никому не нужна, кроме Милоша. Хотела ли она вернуться в ту роскошную жизнь, к которой привыкла в юности? Конечно же, хотела. Да только наши желания, к сожалению, не всегда совпадают с нашими возможностями…

К тому же Ида вновь вспомнила о своей матери, о которой так и не смогла ничего узнать за это время. Ей было нестерпимо больно, что она не может узнать, жива ее мать или нет, не может узнать, куда ее отправили.

К обеду, как и говорил Милош, приехала машина с тремя мужчинами из сопротивления. Дяди Милоша тогда не оказалось дома, поэтому Ида вышла к ним с вещами сама. Они обменялись парой фраз, сели в машину и поехали.

– Давно приехала? – спросил мужчина, сидевший за рулем, который все время пути пытался хоть как-то держать нить разговора.

– Вчера, – смотря в окно, тихо ответила Ида, которой разговаривать особо не хотелось.

– А ты красивая, – улыбнувшись ей в зеркало, заметил он.

– Спасибо…

– Кудри такие рыжие, прям-таки медные! – усмехнулся он. – Пышные такие…

Ида вспомнила, как в эти самые кудри впились пальцы Того, кого она старательно пыталась стереть из своей памяти, и в этот же самый момент ей стало мерзко от самой себя. Она пыталась отогнать мысли о Нем прочь от себя, но воспоминания так и наваливались на нее.

– Давайте не будем говорить об этом, – голос ее дрогнул.

– Отчего же?