Hassliebe

В ее голове так и не укладывалось, что все то, что произошло с ними за эти годы, – правда, что все это реальность, жестокая реальность. Ида отказывалась верить в такую нечеловечность, что такое вообще возможно. Ей очень хотелось проснуться в один момент и осознать, что это был сон, всего лишь глупый и страшный сон. Но, к сожалению, все это было более чем реально.

С первых дней, как немцы заняли Краков, все-таки выяснилось, что Ида с матерью еврейки. Уже тогда девушка поняла, что их не ждет ничего хорошего, но все равно пыталась найти какой-то выход. Когда же в ноябре вышел приказ, что все евреи, начиная с двенадцатилетнего возраста, обязаны носить опознавательные нарукавные повязки со звездой Давида, Ида поняла, что теперь для нее нет никакого выхода.

Жизнь в гетто хоть и была трудной, но Ида с матерью справлялись. Может, если бы они сохранили связи со старыми знакомыми, то им было бы немного легче, но ни с кем они больше не общались. На первых порах они еще пытались продолжать общаться с Иго Сымом, надеясь на его помощь, но после новости о том, что он способствовал аресту Ханки Ордонувны и многих бывших партнеров по театру и кино, все связи были с ним порваны. Поэтому им приходилось выживать самим.

За эти почти три года Ида поняла многое, став чуть ли не совершенно другим человеком. Жизнь в гетто научила ее тому, что если тебе предлагают какую-то работу, то за нее сразу же надо браться, какой бы они ни была, потому что иначе можно просто умереть с голоду.

Солнце слишком сильно стало слепить, поэтому Ида закрыла глаза и спрятала лицо в ладонях, упершись локтями в колени. Ей до ужаса было жарко и нестерпимо хотелось пить, но флягу с водой она не доставала – не хотела, чтобы другие видели, да еще и на потом нужно оставить, ведь явно в поезде им предстоит долго ехать.

Неожиданно Ида подслушала диалог двух женщин, которые проходили мимо нее:

– Куда нас везут?

– В другое место. Там будет намного лучше, чем в этом гетто.

Ида грустно усмехнулась. Рассказы о том, как хорошо евреям в лагерях, ходили уже давно, да только она совершенно в них не верила. Насмотревшись на своеволие немцев и полное беззаконие, царившее эти два года на улицах, она не верила, что есть места, где евреям будет хорошо, тем более – места, организованные немцами. Девушка прекрасно знала, что их отвезут в трудовой лагерь, вот только она не знала, будет ли там лучше, чем в гетто.

– Ты как? – раздался рядом с ней голос матери, а следом ее заботливая рука мягко провела по ее волосам. – Волосы совсем цвет потеряли…

– Я в порядке, – отняв руки от лица, девушка слабо улыбнулась. – Устала немного только…

– Бедная моя девочка, – со вздохом произнесла женщина и присела на другой край чемодана, – бедная ты моя… А я ведь так хотела, чтобы ты была счастлива, выступала на сцене… И ведь нам даже теперь никто не поможет!

– Сейчас опасно иметь каких-либо друзей, – Ида покачала головой. – Вспомни хотя бы Сыма. Хорошо, что он не успел вспомнить о нас с тобой.

Ида вдруг вспомнила Генриха фон Оберштейна – с их последней встречи осенью тридцать девятого она вообще не вспоминала про него, забыв, как страшный сон. И вот сейчас неожиданно вспомнила его… Он ведь говорил ей о Сыме, что он не тот, за кого себя выдает. Что ж, так оно и вышло. Хоть в чем-то он оказался прав…

– Жаль, – вздохнула ее мать.

– Что – жаль? – переспросила Ида.

– Жаль, что мы больше не встречали того немца, – пани Берг стала внимательно изучать кольца на своих руках. – Он бы тебе помог.

– Прекрати, – перебила ее дочь. – Не хочу слышать ничего подобного. Уж он-то нам точно бы не помог…

Ида знала, что ее матери этот фон Оберштейн понравился. Пусть, может быть, он и не был богатым наследником дядюшкиного завода, зато сейчас бы он мог бы хорошо выручить ее, если бы мать серьезно взялась за него тогда – дело точно дошло бы до свадьбы. Но, даже зная тогда, что ждет ее в ближайшие пару лет, Ида все равно бы не согласилась на такой шаг – она не привыкла подчиняться. Тем более, такому напыщенному, самодовольному немцу…

– Зашевелились, – взволнованно прошептала ее мама, – что-то все зашевелились…

Ида, вытянув шею, попыталась оглядеться. И вправду, сидящие на чем попало люди стали вставать и собираться, подтягивая к себе свои семьи и стараясь не растерять чемоданы. По раздавшемуся где-то далеко от них мужскому крику на немецком, девушка догадалась, почему все пространство пришло в оживление – видимо, приехал поезд.

Девушка тоже встала с чемодана и, подхватив его, посмотрела вперед, щурясь из-за светившего прямо в лицо солнца. Немцы стали подталкивать всех вперед, чтобы садились в поезд и не задерживались.

Мимо нее прошли и почти сразу же двое молодых людей, говоривших о том, что евреев намного больше, чем немцев, и они могли бы устроить побег, что все они могли бы умереть достойно, а не как безмолвные рыбы. Ида, услышав их, лишь покачала головой – для всего этого слишком поздно.