Hate This and I'll love you (СИ)

Как я упомянула в описании, фик будет основан на серии ОХРЕНИТЕЛЬНО НЕВЕРОЯТНОГО TOS, которая называется “Время обнажиться” (да, все верно, она именно так и называется ;), которую я пересмотрела пару дней назад, и позвольте сказать вам, ребята, что она СДЕЛАНА из ПОТРЯСАЮЩЕГО и ПРИПРАВЛЕНА НЕВЕРОЯТНЫМ. В ней есть все, и я имею в виду все (за исключением Чехова! Но я впишу его сюда, потому что это, в конце концов, перезапись перезапуска!).

В любом случае знаете ли вы, что число просмотров в итоге становится прямо пропорциональным скорости, с которой выкладывается следующая глава??? Просто факт, с которым я ничего не могу поделать! Правда это интересно?

*хихиканье*

Я просто люблю хихикать.

п/п

Чаще всего комментарии автора настолько же бессмысленны, как этот. Так что у меня возник такой вопрос: вам интересно их читать? Стоит ли их вообще переводить?

========== Глава 1. Замерзли там ==========

«Он замёрз там, будто ему было всё равно».

В итоге озарение приходит из-за чего-то простого, чего-то глупого.

Джим вместе со Скотти и его инженерами был в транспортаторной, наблюдая за благополучной телепортацией на планету Пси 2000 своего первого помощника и молодого лейтенанта Джо Тормолена. Основной миссией Энтерпрайза было наблюдение за неизбежной гибелью планеты и принятие на борт группы учёных, находящихся на ней. Сканеры Спока обнаружили их базу, но Ухура не смогла принять или передать никаких сигналов, так что Джим приказал вулканцу и лейтенанту спуститься вниз для расследования.

С ними был ещё и Маккой, закончивший обязательную проверку защитных костюмов, так как существовал высокий риск радиационного заражения и температурных колебаний, и, да, это была стандартная процедура. И Джим подумал, что было мило со стороны доктора убедиться, что его подчинённые в безопасности и не будут насмерть заморожены или отравлены, но…

Эти костюмы выглядели нелепо.

Серьёзно, на грани преступного.

Они были яркими, глянцевыми, блестели оранжевым, что ужасно сочеталось с прелестной бледно-зелёной кожей Спока, и хрустели при каждом шаге, и Джим старался изо всех сил не взорваться приступом смеха по большей части потому, что это не приличествует делать Мужчине, не говоря уже о капитане космического корабля, но ещё и потому, что он не хотел заставлять Спока чувствовать себя неловко (хотя вероятность этого была очень мала, так как это, в конце концов, был Спок).

Так что он придал своему лицу настолько серьёзное и профессиональное выражение, насколько мог. И, возможно, ему не стоило кусать свой кулак, чтобы сдержаться.

Но потом его первый офицер надел на голову шлем, и Джим не смог ничего с собой поделать. Этикет полетел ко всем чертям. Протокол был затоптан стадом голодных сехлатов. Директива поведения капитана (что бы это ни значило) стала больше рекомендацией, чем настоящим правилом.

Джим засмеялся громко, весело и бесцеремонно, сверкая глазами и давясь воздухом. Он даже нагнулся над контрольной панелью, оставаясь в вертикальном положении, так сильно он трясся.

Спок выглядел ужасно смешно. Цвет и форма костюма даже отдалённо ему не шли, большой квадратный шлем сдавливал вулканские уши, и хотя Джим видел Спока с его серьёзной, полной достоинства манерой поведения только в маленьком окошке маски… о, боже, это всё равно было просто уморительно.

Джим не был единственным, чья попытка оставаться серьёзным закончилась Эпичным Провалом: по всей комнате разносились столь же громкие, как и его, смех и хихиканье его подчинённых. Даже Маккой не смог сдержать насмешливое фырканье, и лейтенант Тормолен тоже ухмылялся.

Посреди всего этого Спок продолжал стоять на стартовой площадке со своей аурой утончённого превосходства во всей этой блестящей ткани («Вам всем по двенадцать», — своим видом словно говорил он, не используя ни слова), и именно в этот момент случилось озарение.

Скотти хлопнул Джима по плечу, но тот едва ли это заметил. Потому что он был слишком сбит с толку тем, что расцветало в его груди, расширялось и росло, пока он был поглощён этим, полностью и вне всякого сомнения окончательно укоренилось: знанием, что чувства к Споку, с которыми он пытался бороться до сегодняшнего дня, больше не являлись чем-то необязательным. Они стали частью его самого, неизменными, непреложными и неотделяемыми.

Неизменными?

Джим не был глуп, он чувствовал, что падал, даже если пытался это остановить, но он просто не осознавал, как далеко всё зашло. Что ж, вот теперь он знал, что всегда любил Спока, что было просто, как само существование.

Всегда.

Из-за защитного костюма.

Он понял это, глядя на Спока в оранжевом.