He как у людей

Эйдин молча топчется с краю, не вливаясь в эту взвинченную толпу. Протягивает Бриджид жевательную резинку и только потом берет сама. Бриджид всегда первая, Эйдин — вторая. В какой-то момент ей незаметно, молчаливо отвели место фрейлины. Она что-то вроде повивальной бабки при Бриджид — богине, рождающей на свет все их приключения и выходки, сплетни и истории, которые так интересно рассказывать. Эйдин благодарна, даже польщена тем, что ее выбрали на эту роль, хоть ее и ранит временами та непринужденная легкость, с которой Бриджид всегда захватывает первенство в их дружбе, ее спокойная уверенность в своем праве распоряжаться. Взять хоть эту историю с рыбьими глазами. Как ни бунтовала Эйдин внутренне против своей роли в этой дурацкой затее — стащить у Бликленд коробочку мятных таблеток, — а все-таки стащила ведь. Верный щенок принес поноску к ногам хозяйки. Эйдин хмуро размышляет об этом, когда машина «скорой помощи», без мигалки, но с воющей сиреной, проносится мимо их площадки, через парковку, через двор и резко останавливается перед главным зданием школы.

— Что за хрень? — удивляется кто-то.

— Может, мисс Мерфи наконец ласты склеила. — Это Бриджид. Все смеются. — Дин-дон, колдунья мертва!

— Ну ты жжешь! — говорит какая-то подлиза. Впрочем, замечает про себя Эйдин, Бриджид тоже жаждет одобрения, только лучше — мастерски, можно сказать, — это скрывает.

С дальней площадки, специально выбранной, чтобы в случае чего их не успели накрыть, девушки молча смотрят, как из машины выскакивают двое мужчин — по одному с каждой стороны. Проходит несколько мгновений, и эти двое выбегают из дверей школы и бросаются к корпусу «Фэйр». Теперь еще и третий выпрыгивает из фургона сзади, и это уже начинает напоминать Эйдин какой-то цирковой номер. Сколько же их еще там?

На горизонте появляется Фиона Фэллон — та самая девушка, которая до сих пор еще ни разу не выходила на хоккейное поле без клюшки, наколенников, капы, маски вратаря и намерения сыграть в хоккей. А тут она вдруг ковыляет к ним своей неуклюжей походкой — последствия ужасной травмы бедра, полученной в раннем детстве. Эта беда несколько отдаляет ее от остальных, и Эйдин ей всегда сочувствует. Фиона отчаянно машет руками — значит, точно что-то случилось. Вновь завязавшиеся было разговоры стихают: все ждут, какие новости она принесет.

Когда Фиона наконец подходит ближе, Эйдин видит, что все лицо у нее блестит от пота. Она сгибается пополам, тяжело дыша.

— Что случилось? — спрашивает кто-то из девушек.

— Бликленд, — выдыхает Фиона.

— Что? Что с ней?

— Она без сознания. Ее сейчас повезут в больницу.

В ушах у Эйдин раздается звон. Все слова (много слов: девушки возбужденно тараторят все разом, как обычно бывает после таких происшествий, которые словно мгновенно сближают всех), восклицания, матерные ругательства и тупо повторяющиеся вопросы — все это для Эйдин сливается в какой-то неразборчивый гул. Оглушительный звон перекрывает все. Она не слышит никого, но когда наконец решается снова поднять глаза и вернуться в реальность, то видит, что Бриджид Кроу смотрит прямо на нее и что на лице подруги яснее ясного читается панический страх.

Пока все затаптывают окурки и бегут к школе, возбужденно галдя, Бриджид смотрит на Эйдин, словно безмолвно приказывает: «Стой». Поле пустеет, и девочки долго молча смотрят друг на друга, пока наконец Бриджид не произносит:

— Кто же знал, что от этого может быть так плохо? — Боже мой, Бриджид!

— Неужели она правда их наглоталась? Ока что, не видела, что они больше ее конфеток? И вообще… мокрые?

— Боже мой…

— Да еще и воняют так мерзко! Нет, серьезно? — У Бриджид вырывается недобрый смешок. — Вот так взяла, засунула в рот рыбий глаз и давай сосать?

— Может, она просто заболела? — предполагает Эйдин. — Может, у нее инсульт и это тут вообще ни при чем?

— Не будь дурой. Еще как при чем.

Сначала Шон, потом папа ушел из дому, а теперь еще и это…

— Да расслабься ты. В лаборатории были все, так что их мог взять кто угодно. А в кабинете Бликленд нас никто не видел. Никто не видел! Никто ничего не докажет. Просто надо держать язык за зубами.

Эйдин мысленно пытается разобраться, что привело их к этому моменту — а точнее, к тому моменту вчера вечером, когда ее подруга пинцетом вытащила из вонючей банки три скользких мертвых рыбьих глаза и подложила в коробочку с мятным драже Бликленд. Вспоминает, как размышляла о том, кто же тот несчастный, которому целыми днями приходится на каком-то рыбном заводе выковыривать эти глаза из орбит, перерезать нервы, отрывать…

— А если она умрет? — шепчет Эйдин.

— От рыбьего глаза-то?

— Боже мой…

— Да кончай ты талдычить одно и то же! Не умрет она. Ничего с ней не будет.

— Лучше бы я никогда сюда не приезжала, — говорит Эйдин.

— Ты подумай головой. Она, может, даже и не заметила, что что-то не то съела. Просто стало плохо, и ее увезли больницу. Может, никто и не вспомнит ни про какие мятные конфетки.

— Так нужно им сказать.

— Ты что, с ума сошла?

— А вдруг она…

— Я лично никому ни слова не скажу, — обжигает ее взглядом Бриджид. — И ты тоже.