Таким образом, грамматика высказывания опирается на вполне определенную семантику действия, определенное его понимание, которое определяет и порядок правил и обстоятельства, в которые поставлено или которыми обсловлено действие. Перед нами выражение, представляющее даже не ситуацию, а типичность ситуации. В мифо-поэтическом нарративе тот же объект является и знаком, причем универсальным знаком (индексом-сигналом, иконом-мифом и символом-ритуалом/нарративом), и мифом (символом), и референтом, представляющим типичную ситуацию, возвышенную до архетипической. Таким образом, он выступает ритуальным объектом и ритуальным сценарием с неограниченным репертуаром развертывания перформативных способов репрезентаций и мифопоэтических интерпретаций, в одно и то же время.
Но тот же объект является и реальным материальным объектом, который станет предпосылкой или послужит конкретной предпосылкой и определит способ действия, т.е. явится универсальным способом компенсации любой нехватки. Таким способом эргативное выражение может включать в себя целую программу действия или последовательность операций, наборы инструментов и объектов, например, способы поставки пищи или правила строительства могут включать список продуктов, источников сырья и материалов и т.п. Таким образом, объекты включены в действия, которые представляют собой способ включенность в потоки циркулирующих благ (объектов), через связь с которыми развертывается человеческое существование, в стихию обращения которых человек всецело погружен.
От синтаксиса к семантике
Анализ глагольных форм в эргативной семантике вообще представляет особую тематическую область, позволившую совершить целый ряд открытий в лингвистике: исследованы показатели переходного-непереходного характера действия, агентивности-фактитивности, центробежных и нецентробежных версий действия, затронуты проблемы залоговой нейтральности эргативной конструкции, посессивности, отношения эргативного строя с активным и номинативным типами синтаксиса и т.п. Внимание исследователей привлек тот факт, что используемый прежде активный падеж действующего лица при переходном сказуемом, в языках эргативного строя «выражается орудийным (инструментальным) падежом, а неоформленный именительный падеж служит для выражения подлежащего при непереходном сказуемом…».24
Эргативная конструкция в целом характеризуется особым обозначением субъекта переходного действия при форме его объекта, совпадающей с формой субъекта непереходного действия.Переходность и непереходность имеет отношение к форме, соответственно, прямого или косвенного дополнения – эти связки в нашем сознании имеют функцию аберрации времени. Так в австралийских языках «существительные имена имеют втрое больше падежей, чем в латинском языке, а глагол – целую массу своеобразных видов и времен, совершенно непереводимых на другие языки. В австралийских языках преобладают слова, обозначающие видимые предметы и явления, отвлеченные понятия находят весьма редко соответствующие выражения.25
Древнерусские глаголы имели до 9 временных показателей, выражающих разные аспекты переживания времени. Особым образом артикулируются разные аспекты продолженного времени (перфект) и особое восприятие действующего субъекта (волитивность-неволитивность, действие-состояние).Эргативный «субъект» (отсутствующий) лишен возможности целостного видения мира и представления об управляющих природой законах. В современном понимании он лишен доступа к «картине мира» и «бытию» как царству законов, этим миром управляющих. Человек традиционного общества, используя выражение Хайдеггера, «обделен миром». Применительно к характеристике его сознания можно говорить о его «обделенности бытием», т.е. отсутствии онтологического основания его мышления. В определенном смысле, глаголам бытия в примитивных языках соответствуют глаголы движения (ассоциированные с группой глаголов действий (*Лететь – глагол действия летящего камня; и *дать лететь – глагол действия бросающего камень человека), которые при неразвитости временных и залоговых показателей прочно связаны с глаголами состояния (форма перфекта).
Соответственно представление о движении (в природе) неотделимы от представлениях о действии (человека). Эту связь движений (в природе) и действий (человека) через различные аналогии последовательно артикулировали натурфилософы-досократики, особенно Гераклит. А теоретический анализ охарактеризовал Аристотель в многочисленных набросках своего учения о движении и действии (от «Физики» и «Метафизики» до «Никомаховой этики» и «Политики»).
Аналогичным образом и сам язык привязан не столько к функции передачи информации о видимом действии, сколько к сообщению о производимом этим действием впечатлении (аффекте – захваченности действией).