По общему направлению мысли, в связи с существующими представлениями о тотемизме как универсальном образе первобытного мышления, предвосхищающем все мыслимые исторические эпохи мышления, и эргативность оказалась связанной с представлением о «действии тотема», в котором «размещается» действие человека.
Еще в довоенное время С. Л. Быховская отметила неадекватность подобного объяснения с точки зрения самой исторической перспективы исследования. Характеризуя культурно-исторические условия эпохи, в которую К. Уленбек проецировал формирование эргативности, она указывала, в частности, что «поскольку … личность являлась неотделимой частью коллектива и тотема, она в одно и то же время являлась и субъектом действия… Его (т.е. К. Уленбека – Г.К.) force cachee стоит уже вне коллектива и над ним, это уже стадия развития не тотемизма, а религии…»26
Это объяснение конечно не проясняло характера самой проблемы эргативности, относясь скорее к базовой субъект-объектной коллизии, которая волновала ученые умы той эпохи. В них получила освещение проблема специфики обеспечивающих формирование эргативности «норм сознания».27
Вряд ли можно состязаться в аргументации с лингвистами по предмету эргативного синтаксиса. Но речь должна идти о возможностях позиционирования раскрываемой с помощью данных лингвистики особой области «эргативной семантики». Эргативная семантика призвана раскрыть и наличие специфической «логики эргативности». С точки зрения семантики может быть уточнена и концепция тотемизма и расширено наше представление о существе тотемического миропредставления. Не случайно, применительно к исторической антропологии Мезоамерики и изучению современных Амазонских сообществ, не знающих тотемизма, но культивирующих в остаточной форме каннибализм и жертвоприношения, исследователи фиксируют одну и ту же базовую логику, относимую к «метафизике хищничества» восходящей к общему быту охотничьих народов.
В настоящее время существует даже жесткое разделение и утверждение в качестве альтернативных систем тотемизма и жертвоприношения. Если контексты тотемической классифицирующей семантики, досконально исследованы структуральными технологиями, то «метафизики хищничества» не поддаются какому-то единственному, т.е. универсальному методу исследования. Они изучаются при помощи целого комплекса подходов: семиологических и феноменологических дескриптивных подходов, делёзовской техники номадологии (Вивейруш Де Кастро), соединяющей психоаналитический (шизанализ) и геофилософский) подходы того же Делёза, акторно-сетевой теории (Б. Латур и др.,), социально-антропологических и культурно-антропологических техник описания. Одно из предложенных определений специфического способа оперативного мышления охотника – перспективизм (ср.: конкурирующие оценки «перспективизма» В. де Кастро у Ф. Дескола и мифологики К. Леви-Строса), позволяет вполне адекватно описывать состояние охотника-хищника, который, сознавая себя включенным в состав «пищевой цепи» амазонских тропических ареалов, одновременно переживает себя как охотником, так и потенциальной жертвой. Перспективизм означает способность моментально преобразовывать знаки действий в знаки опасности, а последние переводить в действия защиты, либо нападения в зависимости от существующих условий и избранных стратегий, характера вооружения, конкретных обстоятельств и т.п. Именно в этих условиях эйдетическое схватывания «целостной ситуации» позволяет действовать не просто в соответствии с логической последовательностью предпринимаемых действий, а моделировать концептуальный план и выстраивать собственную логику и последовательность действий.
Перспективизм в этом случае означает способность посмотреть на себя глазами жертвы и увидеть себя в глазах жертвы – хищником (и наоборот). Причем хищник всегда выступает мыслящим как человек. Совмещение планов человеческого и животного имеет определяющее значение для характера проводимых аналогий и выстраиваемых ассоциаций. Все это относится к плану семантики, предписывающей мышлению иные способы организации последовательностей событий и ходы мысли, устанавливающие причинно-следственные связи и зависимости. Причина, способная быть оцененной в качестве следствия, а действие, которое может быть отождествлено с результатом, – это особый стиль мышления и особый способ переживания действительности .