И служили мы, зная, что на пенсию в 250 рэ проживет вся семья. А еще мы будем ходить на собрания ветеранов и выращивать овощи на участке. И этому ничего не будет мешать. И мы будем чувствовать себя востребованными для будущих поколений, выступая в школах и видя эти восхищенные нами и нашими жизнями глаза. И готовностью строить свою жизнь по нам, героям. И пускай мы выращиваем нынче овощи для удовольствия ведь, не для пропитания. Да, многие к овощам пришли, только вот глаз детских тех уже нет…
И у нас была духовность и чувство долга. Именно поэтому шли в фонящий реакторный отсек, гоняли фрегаты и подводные лодки супостатов, выходили в торпедную атаку на вражеский ордер и успешно выполняли задачу по уничтожению главной цели или ракеты запускали. И занимались мы интересным делом. И жизнь была интересна.
И кто враг, было предельно понятно и ясно. И мы видели его воочию.
Кому-то эта жизнь «та», а кому-то до сих пор «эта». И был закон и порядок. И было признание того, что жизнь не зря. И твои звезды на погонах – это настоящие звезды, как в небе ночном, и ты сопричастен, особенно к МИРУ. А еще больше – к войне. И именно ты можешь эти звезды в небе погасить для всех. Ну и пусть, что и для себя тоже. Долг, честь, совесть, идеалы. Мощь.
И тогда мы были счастливы не властью, не званием. Не должностью – причастностью к великому, управлению судьбами мира. Пусть команды отдавались свыше, а чей пальчик на кнопке? Вот то-то…
А мудрецы придумали нам эпоху перемен. И вместо стран – осколки кривых зеркал. Трюмо разбитое было обычным, гладким.
И три жизни – одна на службе, другая на гражданке и третья на нищей пенсии. А мы ж не кошки. Зачем нам три? Дай одну, но достойную. Мы ж к этому шли. Эх…
И не нужен был нам берег турецкий, и Тунис, и Кипр. Нам вполне хватало Крыма и Сочи. И это было лучше.
Мы бороздили океан и на мир смотрели или с мостика, или в перископ. И не скажу, что это было так плохо. И отстаивались в земном раю – Сокотре. Турфирмам не снились эти красоты.
Командующий флотом не брал взяток.
Достоинство было больше, чем жизнь.
Приказ был приказом. И все было просто и ясно: мудаку – мудаково. Герою – героево.
И принадлежность к великому мужскому делу – службе.
И СПИД тогда еще не изобрели, и водка никогда не была паленой, потому что после нее мы пили спирт. Великим людям великой страны – большие градусы.
И девушки отдавались исключительно по любви…
Я люблю, тебя, жизнь! Та жизнь! Моя первая.
Научились, приспособились, перестроились.
Я тогда вырос. И часть меня всегда «там». С Присягой вместе.
Деньги, деньги… Туда, во мрак, голыми все уйдем. Но как? Раньше красиво и с достоинством под раскаты трех залпов. А нынче?
Ну кому-то и муэдзин – соловей.
К вере многие обратились. А я верую в Советский Союз, и себя в нем, пусть и в качестве винтика. И все ж вертелось? А куда без винтика!
Нет, тогда я был счастлив. И кто чего б не говорил и не мудрил, все мы из этого родника. И не надо дегустаторов изображать и морду кривить. Исток был чистым. Сами и загадили.
Ренегат
Города бывают большими и не очень. Приморский относился именно к таким – не очень. Тысяч 10–12 жителей, но он был по-своему уникален. Там не было райкома партии!
Роль райкома исполнял политотдел. Начпо был царем и наместником Бога на Земле. Исполком исполнял роль слабого придатка. Даже милиция подчинялась политотделу! Не говоря уже о ЖЭКе.
На политодел замыкался и судоремонтный завод в Сельдевой. Работа с активными зонами реактора, что не так интересно, ремонт кораблей, сварка нержавеющей стали. Последнее – важно.
Как и в любом маленьком феодальном государстве, был и свой палач, этакий Малюта Скуратов. Я о секретаре партийной комиссии. А вы о ком подумали?
Вот только палач страдал приступами сентиментальности. Ну, аморалыциков еще худо-бедно наказывал, а к пьяницам он относился с непонятным либерализмом. Скуратова, народившего четырех детей, прислали то ли с Балтики, то ли с ЧФ, чтоб выслуги на пенсию поднабрал, деньжат заработал. Дети все-таки… А может, избавиться хотели. Мы ж знаем: если дурак, то или в академию, или на классы – нечего остальных офицеров разлагать. Или служи, или учись, если ума не хватает. Для службы.
Ну вот.
В общем, великий политодел имел своего скелета в шкафу. Секретаря парткомисии – хронического алкоголика. Это портило не только статистику, это подрывало авторитет.
Ну, ладно бы, механик лодочный. Или там, минер, или штурман. Это нормально.
«Румыны», говорят, злоупотребляли, через одного «хроники», но не скажу, с ними не служил. А тут политработник. И на такой должности. Это ж поди, сколько судеб можно было наломать, как сухостоя в лесу, во время бури. А поди ж ты, не случилось.