Homo Revolution: образ нового человека в живописи 1917-1920-х годов

Работа над картиной проходила во время Первой Мировой войны, в период обострившегося человеческого страдания и горя, всенародного отчаяния, период ожидания грядущего переворота, обострения классовой и общественной борьбы46. Очень чутко уловив события, Нестеров, отражая принимаемые им как духовные поиски различий персоналий прошлой и грядущей эпохи, делает попытку установить и определить личное видение не только смысла духовного бытия Руси, но и её народа во всей его целостности. Но всё же, основная идея Нестерова о заключении мира во имя общей христианской веры, была вскоре отвергнута событиями того тяжелого времени. Близилась революция семнадцатого года, завершающая правление царского дома Романовых. Эти события предвещали падение русской монархии и начало крупных, неотвратимых потрясений в истории Российского государства. Вскоре по России прошла волна стачек, забастовок рабочих и политических демонстраций. К этому времени было почти закончено полотно Нестерова, подводящее итог его почти десятилетней работы. Изначально, он задумал назвать её «На Руси», но к моменту завершения работы над картиной художник её переименовал. Одну из главных работ своей жизни он назвал «Душа народа».

Летом страшного, 1917 года, Нестеров начал работу над новым полотном, одной из своих знаменитейших своих картин, идея которой, вероятно, пришла к нему после многочисленных споров и критики, возникшей после окончания его работы над «Душой народа». Новую картину, написанную в подмосковном Абрамцево, Нестеров назвал «Философы» (рис. 16).47 Картина является образным сосредоточием тех внутренних исканий, переживаний и духовных томлений, витавших в то время в среде писательской и художественной интеллигенции. До появления этого полотна живопись той эпохи не предполагала столь сложной, и, вместе с тем, предельно конкретной трактовки такой неоднозначной темы.

(рис.16)

На фоне лесного пейзажа, в лучах заходящего солнца, неспешно идут двое людей. Мягкий отсвет заката плавно ложиться на их лица и фигуры. Угасает прошедший день, готовится уйти в сумрак вся природа, всё вокруг словно застыло в ожидании безмолвного полумрака. Молчащими изображены и идущие. Словно вторя окружающему тихому пейзажу, они погружены в глубокие раздумья, но их лица не отражают разлитого в окружающей природе спокойствия. Идущие чрезвычайно напряжены, их помысли целиком ими завладели, они мучительно преследуемы ими, на лицах неотступно легла печать тягостных раздумий. Фигуры людей изображены на переднем плане, что даёт зрителю ощущение их некоторого возвышения, преобладания над окружающей природой, изображенной на фоне полотна. Если зритель и не узнает людей, изображенных на картине, то взглянув на них можно многое понять и установить.

Главными героями полотна являются люди с поистине непростыми, свойственными многим людям из среды русской интеллигенции, даже для той эпохи, судьбами. С.Н. Булгаков и П.А. Флоренский стали значимыми фигурами того периода. Первый – депутат Государственной Думы, пришедший из легального марксизма и идеалистической философии к исповедованию православия, второй – преподаватель истории философии Московской духовной Академии, автор ряда религиозно-философских трактатов, серьезно увлекавшийся искусством священник.48

Пришедший впервые к замыслу композиции двойного портрета, художник, как нельзя более совершенно выразил глубокую внутреннюю сущность темы, отразил сложность колорита и композиции полотна, серьезно, с присущим его творчеству психологизмом проработал образы идущих, олицетворяющих идею картины. Нестеров вполне мог назвать картину именами изображённых, но не случайно он даёт ей обобщённое название, ведь этот двойной портрет легко можно считать вполне законченным сюжетным произведением. Автор воплотил в своей картине портреты людей, судьба которых была наполнена противоречивыми и неоднозначными путями к поиску истины. Несмотря на некоторое обобщение формы, картине всё же свойственна конкретная персонализация в образах философов. Характеры этих, на первый взгляд объединённых размышлениями, людей, всё же весьма различно изображены художником. Некоторая сосредоточенность, и, в то же время, глубокая внутренняя скрытность, тонкость священника, невесомый абрис его идущей фигуры в белом подряснике, тонкие пальцы рук, смирение во взгляде противопоставляются почти несдерживаемой тяжелой энергичности Булгакова. Его волосы изображены всклокоченными, он смотрит тяжело и несколько исподлобья, весь его образ полновесен, он кажется грузным и слишком большим по сравнению со своим собеседником. Словно желая обогнать Флоренского он весь подаётся вперёд, он весь – подчеркнуто выраженная энергия, пылкость и упорство тяжелого характера. И рядом с ним изображён тихо и мягко ступающий Флоренский, истончённый и нервный облик которого свидетельствует о закрытой в самой себе натуре. Ярко выражен контраст их одежды: белоснежное одеяние Флоренского, как символ кротости и внутренней чистоты, и глубоко-чёрное, широко распахнутое пальто Булгакова.