Читаем Homo Revolution: образ нового человека в живописи 1917-1920-х годов полностью

Опираясь на предметную реальность и исходя из конкретной данности, в «Расее» Григорьев лишь смешал планы явления отстранения от знакомого, создавая почти реалистический гротеск, близкий поэтике «Мёртвых душ» Н. В. Гоголя или прозы Ф. М. Достоевского.41 При помощи приемов кубизма, имевшего в живописи Григорьева очень сдержанный, иногда почти «салонный», характер: художник «показательно раскладывал форму на отдельные плоскости, грани схода которые подчеркивались гибкой кривой линией. Он именно использовал некоторые внешние приемы кубизма, не углубляясь в его структуру: слегка наклонил оси предметов, фигур, срезал края, монтируя композицию из отдельных самостоятельных фрагментов, пространственное расположение которых неоднородно, словно каждый из них увиден со своей точки зрения. Резкая разномасштабность фигур первого и второго планов, искажение пропорций, перспективные трансформации создавали искомый художником эффект «реальности до жути».

Работа над «Расеей» целый период в творчестве Григорьева (с 1917-го до начала 1920-х годов). Появившись на волне революционных событий, цикл, в дальнейшем, надолго определил дальнейшее развитие художника, принес ему в 30 с небольшим лет широкую известность в России, потом и на Западе, ведь он был завершен уже в эмиграции.42

Живописная стилистика полотен «Расеи» имеет большую определенность, в них обозначились склонности к тональным переходам, к большей цветовой сложности, хотя преобладающим остались коричневые и оранжевые тона с редкими малиновыми вкраплениями, придающие лицам персонажей своеобразный картонный оттенок, который так раздражал многих критиков.


Другим мастером, запечатлевшим в своих полотнах быт русской деревни, был Владимир Кузнецов. Отучившись в мастерской Маковского в Академии художеств, он переселился и большую часть жизни прожил в Уральской глуши. Продолжая манеру глубокого реализма, Кузнецов пишет быт и непростую жизнь местных жителей-старообрядцев. На полотне, названном им «Божьи люди» (рис. 14), изображены, словно застывшие в молитвенном предстоянии, старцы, монахини в черных рясах и простые крестьянки в традиционной одежде.



(рис.14)


Поглощенные своим делом, для них словно не существует идущего по стране семимильными шагами прогресса, их не касается историческое развитие государства, не занимает каким будет их будущее. Центральным образом картины является старица в монашеском облачении, которая читает молитвы у аналоя. Этот факт дает основание считать изображенных старообрядцами, так как в традиционной церкви женщины не допускались к чтению Евангелия у аналоя. Рядом с ней изображен старик с лестовкой и подручником. Взгляды нескольких персонажей произведения обращены прямо на зрителя, усиливая напряженный характер произведения. В образах на картине нет явного гротеска или карикатурности, но в своем реализме они становятся еще мрачнее, суровее, даже несколько уродливее, будучи словно неприятными художнику, но их яркий, пусть и несколько отталкивающий своей средневековой закостенелостью образ, притягивает его своим религиозным мистицизмом. Именно так, избегая нестеровской иконописной благодатности и легкости изображения, изображает Владимир Кузнецов ту самую «душу народа», «черную, как ворона», не зря альтернативным названием картины было «Черные вороны». Основными тонами картины являются черный, преобладающий в одеяниях монашествующих, и тёмно-красный, местами даже бардовый, которыми написаны одежды мирян. Ярким цветовым акцентом показан покров аналоя, расшитый золотыми узорами и изображенным по центру крестом. Особое внимание художник уделил так же прорисовке полов в помещении, изобразив сложный геометрический цветовой узор в приглушенных оттенках. Сложная светотеневая моделировка картины создает впечатление темного, замкнутого пространства помещения, стены темного сруба едва освещены огарком свечи. Примечательно то, что освещение чуть усиливается на лицах присутствующих, создавая вокруг них небольшое свечение.

Картина «Божьи люди» – это яркое отражение одного из самых неоднозначных слоев русского общества того времени. Однако, сложность трактовки персонажей не помешала Кузнецову воплотить в красках увиденные им образы и передать их в традиционном для своей живописи реалистичном решении.


Очень ярким явлением в живописи послереволюционного периода стало творчество Михаила Нестерова. Здесь он продолжает поиски своего идеала в человеке, отрешённого от повседневной жизни. Одной из главных его работ этого времени можно назвать полотно «Душа народа» (рис. 15).




(рис.15)


Перейти на страницу:

Похожие книги

Легендарная любовь. 10 самых эпатажных пар XX века. Хроника роковой страсти
Легендарная любовь. 10 самых эпатажных пар XX века. Хроника роковой страсти

Известный французский писатель и ученый-искусствовед размышляет о влиянии, которое оказали на жизнь и творчество знаменитых художников их возлюбленные. В книге десять глав – десять историй известных всему миру любовных пар. Огюст Роден и Камилла Клодель; Эдвард Мунк и Тулла Ларсен; Альма Малер и Оскар Кокошка; Пабло Пикассо и Дора Маар; Амедео Модильяни и Жанна Эбютерн; Сальвадор Дали и Гала; Антуан де Сент-Экзюпери и Консуэло; Ман Рэй и Ли Миллер; Бальтюс и Сэцуко Идэта; Маргерит Дюрас и Ян Андреа. Гениальные художники создавали бессмертные произведения, а замечательные женщины разделяли их судьбу в бедности и богатстве, в радости и горе, любили, ревновали, страдали и расставались, обрекая себя на одиночество. Эта книга – история сложных взаимоотношений людей, которые пытались найти равновесие между творческим уединением и желанием быть рядом с тем, кто силой своей любви и богатством личности вдохновляет на создание великих произведений искусства.

Ален Вирконделе

Искусствоведение / Прочее / Изобразительное искусство, фотография
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» — сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора — вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение