Читаем Homo sacer. Чрезвычайное положение полностью

Это отношение между auctoritas и potestas — одновременно исключающее и дополняющее — мы найдем также и в устройстве еще одного института, который вновь демонстрирует нам своеобразие auctoritas patrum — interregnum[232]. Падение монархии никак не сказалось на праве patres auctores (то есть группы сенаторов, принадлежащих к консульской фамилии, в противоположность patres conscripti[233]) для обеспечения преемственности власти назначать интеррекса в ситуации, когда город оказывался лишенным консулов и всех других магистратов (кроме представителей плебса). При этом использовались формулы «республика возвращается к отцам» (res publica ad patres redit) или «ауспиции[234] возвращаются к отцам» (auspicia ad patres redeunt). Как писал Магделен, «на время междуцарствия нормальный правопорядок временно приостанавливался… Республика оставалась без магистратов, без сената, без народных собраний. Тогда группа сенаторов из числа patres собиралась и назначала своей суверенной властью первого интеррекса, который, в свою очередь, назначал своего преемника»[235]. Здесь auctoritas вновь обнаруживает свою связь с приостановкой действия potestas и вместе с тем — свою способность служить гарантом существования Республики даже и в чрезвычайных обстоятельствах. Снова мы видим, что прерогатива осуществления auctoritas нераздельно принадлежит patres auctores как таковым. Первый интеррекс не облекается imperium подобно магистрату: ему передается лишь право совершения ауспиции[236]. Аппий Клавдий, отстаивая в споре с плебеями важность ауспиций, утверждал, что совершать их могут patres privatim, так как обладают исключительным и персональным правом на это: nobis adeo propria sunt auspicia, ut… privatim auspicia habeamus — «птицегадания настолько неотторжимы от нас, что… мы совершаем птицегадания, даже будучи частными лицами»[237]. Власть возобновлять potestas после того, как она какое–то время бездействовала, есть не юридическое полномочие, получаемое от народа или магистрата, но неотъемлемое свойство лиц, принадлежащих к числу patres.

6.5.

Третий институт, демонстрирующий способность auctoritas приостанавливать действие права, — hostis iudicatio. В чрезвычайных ситуациях, когда действия римского гражданина, такие как участие в заговоре или измена, начинали угрожать безопасности республики, сенат мог объявить этого гражданина hostis — врагом народа. Hostis iudicatus не просто приравнивался к врагу–чужеземцу, hostis alienigena, так как последний находился под защитой ius gentium[238][239]: он терял все свои юридические права и, следовательно, в любой момент мог быть лишен имущества и предан смерти. В данном случае auctoritas не просто приостанавливает действие нормального правопорядка, но отменяет ius civis, сам правовой статус римского гражданина.

Наконец, отношения auctoritas и potestas — одновременно антагонистические и взаимодополняющие — сказываются в употреблении терминов, особый характер которых был впервые отмечен Моммзеном. Выражение senatm auctoritas используется как технический термин для обозначения такого постановления сената, которое, будучи в этом смысле противоположно intercessio[240], не имеет юридических следствий и поэтому никоим образом не может быть приведено в исполнение (даже если оно и будет зафиксировано в письменном акте, auctoritas perscripta). Таким образом, auctoritas сената проявляется в наиболее чистом и явном виде тогда, когда potestas магистрата лишает ее силы и она продолжает, в противоположность реально действующему законодательству, существовать только на бумаге. Здесь auctoritas на мгновение являет свою истинную сущность: эта инстанция власти, которая одновременно призвана «наделять легитимностью» и приостанавливать действие права, в наиболее чистом виде обнаруживает свой характер как раз тогда, когда она в наибольшей степени лишена юридической силы.

Она — то, что остается от права, когда его действие полностью останавливается (таким образом, смысл кафкианской аллегории в беньяминовом прочтении — не право, а жизнь, точнее право, которое больше ни в чем не проявляет своего отличия от жизни).

6.6.
Перейти на страницу:

Похожие книги

Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
Утро магов
Утро магов

«Утро магов»… Кто же не слышал этих «магических слов»?! Эта удивительная книга известна давно, давно ожидаема. И вот наконец она перед вами.45 лет назад, в 1963 году, была впервые издана книга Луи Повеля и Жака Бержье "Утро магов", которая породила целый жанр литературы о магических тайнах Третьего рейха. Это была далеко не первая и не последняя попытка познакомить публику с теорией заговора, которая увенчалась коммерческим успехом. Конспирология уже давно пользуется большим спросом на рынке, поскольку миллионы людей уверены в том, что их кто-то все время водит за нос, и готовы платить тем, кто назовет виновников всех бед. Древние цивилизации и реалии XX века. Черный Орден СС и розенкрейцеры, горы Тибета и джунгли Америки, гениальные прозрения и фантастические мистификации, алхимия, бессмертие и перспективы человечества. Великие Посвященные и Антлантида, — со всем этим вы встретитесь, открыв книгу. А открыв, уверяем, не сможете оторваться, ведь там везде: тайны, тайны, тайны…Не будет преувеличением сказать, что «Утро магов» выдержала самое главное испытание — испытание временем. В своем жанре это — уже классика, так же, как и классическим стал подход авторов: видение Мира, этого нашего мира, — через удивительное, сквозь призму «фантастического реализма». И кто знает, что сможете увидеть вы…«Мы старались открыть читателю как можно больше дверей, и, т. к. большая их часть открывается вовнутрь, мы просто отошли в сторону, чтобы дать ему пройти»…

Жак Бержье , ЖАК БЕРЖЬЕ , Луи Повель , ЛУИ ПОВЕЛЬ

Публицистика / Философия / Образование и наука