Возможно, мы сможем лучше понять природу auctoritas,
если обратимся к исследованию категории auctoritas principis, о которой идет речь в знаменитом фрагменте «Деяний божественного Августа», где Август объявляет auctoritas основанием своего статуса принцепса (princeps). Примечательно, что публикация в 1924 году антиохийского варианта «Деяний» (Monumentum Antiochenum), анализ которого делает возможной более адекватную реконструкцию смысла этого фрагмента, совпал с возрождением интереса к проблеме auctoritas в современной исследовательской литературе. Что же именно привлекло внимание исследователей? Несколько фрагментов латинской надписи, которая представляет собой отрывок из 34–й главы «Деяний». Полностью этот фрагмент сохранился только в греческой версии. Латинская реконструкция, выполненная Моммзеном, выглядит так: post id tempus praestiti omnibus dignitate (axiomati), potestatis autem nihil amplius habui quam qui fuerunt mihi quoque in magistratu conlegae[241]. На самом же деле надпись из Антиохии свидетельствует о том, что Август написал не «dignitate», а «auctoritate». Комментируя новооткрытый памятник в своей работе 1925 года, Гейнце писал: «Нам, филологам, должно быть стыдно, ибо в данном случае мы слепо доверились авторитету Моммзена: в качестве единственно возможной антитезы potestas, то есть обладающей юридической силой власти магистрата, в этом отрывке могла быть принята не dignitas, a auctoritas»[242].Как это часто бывает — и это не преминули отметить и другие исследователи: за последующие десять лет появилось не менее пятнадцати серьезных монографий об auctoritas, —
открытие этой категории заново шло рука об руку с процессом утверждения авторитарного принципа в политической жизни европейских народов. «Не только буквальный смысл, но и содержание категории auctoritas как фундаментального для публичного права современных авторитарных государств понятия, — писал в 1937 году один немецкий ученый, — могут быть постигнуты только на основе исследования римского права периода принципата»[243]. Возможно, однако, что эту связь между римским правом и нашим политическим опытом нам еще только предстоит по–настоящему исследовать.6.7.Решающее значение в нашем анализе фрагмента из «Деяний» имеет то обстоятельство, что Август определяет природу своей власти в римском государстве не в строгих терминах, обыкновенно характеризующих potestas,
ибо он открыто заявляет, что разделяет potestas со своими коллегами по магистратуре, но в более расплывчатых понятиях, принадлежащих к сфере auctoritas. И само значение имени Август, которое присвоил императору сенат 16 января 27 года, может служить подтверждением этого предположения: оно происходит от того же корня, что augeo и auctor, — как отмечает Дион Кассий, это имя «не означает какую–либо potestas (dynamis)… но являет величие auctoritas (ten tou axiomatos lamproteta)»[244].В эдикте от 13 января того же года Август, объявляя о своем намерении восстановить республиканский строй, определяет себя как optimi status auctor
[245]. Как очень точно заметил Магделен, в этом тексте термин auctor употреблен не в своем самом общем значении «основателя», но в техническом значении — «гаранта mancipatio». Коль скоро Август рассматривал восстановление республиканского строя как передачу res publica из своих рук в руки народа и сената[246], возможно, что «в формуле auctor optima status термин auctor употребляется в сугубо юридическом смысле и отсылает к идее восстановления res publica. Август, таким образом, становится актором прав, возвращенных народу и сенату, подобно тому как в акте манципации передающий (mancipio dans) выступает гарантом прав приобретателя (mancipio accipens) на вещь, переданную ему в собственность»[247].