То же самое с литературой. Если писатели хотят, чтобы мы - все мы - что-то заметили, им лучше выложить это там, где мы это найдем. Обратите внимание, что в большинстве произведений, где проявляется слепота, писатель говорит об этом довольно рано. Я называю это "принципом Индианы Джонса": если вы хотите, чтобы аудитория узнала что-то важное о вашем персонаже (или о произведении в целом), расскажите об этом пораньше, до того, как это понадобится. Скажем, мы проходим две трети пути через "Налетчиков потерянного ковчега", и вдруг Инди, который до этого не боялся абсолютно ничего, начинает бояться змей. Купимся ли мы на это? Конечно же, нет. Именно поэтому режиссер Стивен Спилберг и сценарист Лоуренс Кэздан поместили змею в самолет прямо в первом эпизоде, еще до титров, чтобы, когда мы доберемся до семи тысяч змей, мы знали, насколько сильно они напугали нашего героя.
Конечно, этот принцип работает не всегда. В своем абсурдистском драматическом шедевре "В ожидании Годо" (1954) (о котором подробнее позже) Сэмюэл Беккет ждет второго акта, чтобы представить слепого персонажа. В первый раз, когда Лаки и Поццо появляются, чтобы развеять скуку Диди и Гого, главных героев, Поццо - жестокий хозяин, который держит Лаки на поводке. Во второй раз он слеп и нуждается в том, чтобы Лаки его сопровождал, хотя от этого он не становится менее жестоким. Конечно, что это значит - вопрос спорный, ведь Беккет использует иронию, и не очень тонко. Однако чаще всего слепой персонаж появляется раньше. В первом романе Генри Грина "Слепота" (1926) его главный герой-школьник ослеп в результате несчастного случая, когда маленький мальчик бросил камень в окно железнодорожного вагона. Джон, школьник, только-только осознал, только-только начал видеть возможности жизни, и в этот момент в его жизнь врываются камень и тысяча осколков стекла, чтобы лишить его этого видения.
Вернемся к Эдипу. Не расстраивайтесь. Когда мы встречаемся с ним снова, в "Эдипе в Колоне", проходит много лет, и, конечно, он сильно страдает, но эти страдания искупили его в глазах богов, и вместо того, чтобы быть пятном на человеческом ландшафте, он становится любимцем богов, которые приветствуют его в другом мире чудесной смертью. Он обрел такое зрение, какого у него не было, когда он был зрячим. Ослепнув, он идет к смерти без посторонней помощи, словно ведомый невидимой силой.
Это не просто болезнь сердца...
ОДИН ИЗ МОИХ ОЧЕНЬ ЛЮБИМЫХ НОВОСТЕЙ - жемчужина повествовательной мизансцены Форда Мэдокса Форда под названием "Хороший солдат" (1915). Его рассказчик более ошибочен, более последовательно невежественен, чем любой рассказчик, которого вы можете встретить во всей художественной литературе; в то же время он абсолютно правдоподобен и поэтому жалок. Он - часть пары, которая ежегодно встречается на одном из европейских курортов. Все эти годы, совершенно не зная о нем, его жена Флоренс и муж другой пары, Эдвард Эшбернэм, состоят в страстном романе. Дальше - больше: Жена Эдварда, Леонора, знает обо всем и, возможно, срежиссировала его начало, чтобы уберечь хронически блуждающего Эдварда от более разрушительных отношений. Успех этой стратегии следует поставить под сомнение, поскольку в итоге отношения разрушают, по моим подсчетам, шесть жизней. И только бедный старый рогоносец Джон Доуэлл остается в неведении. Подумайте о возможностях иронии. Для профессора английского языка, да и для любого заядлого читателя, когда вопиюще невежественный (и только недавно прозревший) муж рассказывает сагу о многолетней неверности своей жены, это как нельзя кстати.
Но я отвлекаюсь. Почему, спросите вы, они стали обитателями курорта? Флоренс и Эдвард, конечно же, больны.
Проблемы с сердцем. Что еще?
В литературе нет лучшего, более лиричного, более идеально метафоричного заболевания, чем болезнь сердца. В реальной жизни болезнь сердца не является ничем из вышеперечисленного; она пугающая, внезапная, сокрушительная, изнурительная, но не лирическая и не метафорическая. Однако когда романист или драматург использует этот образ, мы не жалуемся, что он нереалистичен или бесчувственен.
Почему? Все довольно просто.