Возьмем, к примеру, роман Джозефа Конрада "Лорд Джим". В самом начале романа мужество Джима подводит его в решающий момент. Его сила духа, как в плане храбрости, так и в плане формирования серьезных привязанностей, находится под вопросом на протяжении всего повествования, по крайней мере в его собственном сознании, и в конце концов он ошибается в оценке противника, и его просчет становится причиной смерти его лучшего друга, который оказывается сыном местного вождя. Джим пообещал этому вождю, Дорамину, что если его план приведет к гибели кого-либо из его людей, то Джим лишится жизни сам. Когда это происходит, он спокойно подходит к Дорамину, который стреляет ему в грудь; Джим с гордостью оглядывает собравшуюся толпу - вот, я храбр и верен своему слову - и падает замертво. Конрад не проводит вскрытия, но есть одно и только одно место в груди, где выстрел приводит к мгновенной смерти, и мы знаем, где это место. Следующий комментарий Марлоу, рассказчика, гласит, что Джим был "непостижим сердцем". В романе речь идет о сердце, действительно, о сердце во всех его смыслах. Конец Джима, как и конец адамантинового человека, совершенно уместен. Человек, который в жизни так много ставил на "сердце" - на преданность и доверие, на мужество и верность, на то, что у него настоящее сердце, - может умереть только от удара в сердце. Однако в отличие от смерти героя Хоторна, смерть Джима разбивает сердце и женщине, ставшей его фактической женой, и старому Стейну, торговцу, отправившему его в страну, и читателям, которые надеются на что-то героическое и возвышающее, что-то подходяще романтическое для неисправимо романтичного Джима. Однако Конрад знает лучше: это трагедия, а не эпос, что он и доказывает выстрелом в сердце.
Но чаще всего проблемы с сердцем проявляются в виде сердечных заболеваний. Владимир Набоков создал одного из самых мерзких злодеев в современной литературе - Гумберта Гумберта из "Лолиты". Его самопоглощенность и одержимость приводят его к жестокости, изнасилованию, убийству и разрушению нескольких жизней. Его возлюбленная Долорес, Лолита из названия романа, никогда не сможет прожить психологически и духовно полноценную взрослую жизнь. Из двух ее соблазнителей Клэр Куилти мертв, а Гумберт находится в тюрьме, где несколько неожиданно умирает от сердечной недостаточности. На протяжении всего романа у него было больное сердце в переносном смысле, так как же еще он мог умереть? Он может умереть, а может и не умереть, но если он все-таки купит ферму, то в его ситуации символически уместна только одна смерть. Никто не должен был говорить об этом Набокову.
На практике мы, читатели, можем играть двумя способами. Если в романе или пьесе появляются проблемы с сердцем, мы начинаем искать их значение, и обычно нам не приходится слишком усердно охотиться. И наоборот: если мы видим, что у героев есть сердечные проблемы, мы не будем слишком удивлены, когда эмоциональные проблемы станут физическим недугом и появится сердечный приступ.
Теперь об иронии. Помните Флоренс и Эдварда, своенравных супругов с больным сердцем? Что, спросите вы, не так с их сердцами? Ничего особенного. Физически, то есть. Безрассудство, эгоизм, жестокость - все это неправильно, и в конце концов эти вещи их убивают. Но физически их сердца абсолютно здоровы. Так почему же я раньше говорил, что они страдают от сердечных заболеваний? Разве я не нарушил принцип этой главы? Не совсем так. Их выбор болезни весьма показателен: каждый из них решает использовать хрупкое сердце как средство обмана супруга, чтобы иметь возможность построить сложную личную фикцию, основанную на болезни сердца, чтобы объявить миру, что он или она страдает от "плохого сердца". И в каждом случае эта ложь на другом уровне абсолютно правдива. Как я уже говорил, лучше этого не бывает.
...И редко только болезни
В НАЧАЛЕ замечательного рассказа Джеймса Джойса "Сестры" (1914) безымянный молодой рассказчик сообщает, что его старый друг и наставник, священник, умирает. На этот раз для него "нет никакой надежды", говорят нам. Радар вашего читателя уже должен быть в полной боевой готовности. Священник без надежды? Нетрудно распознать в таком заявлении множество возможностей для интерпретационной игры, и эти возможности действительно реализуются на протяжении всей истории. Однако непосредственный интерес представляет то, как священник оказался в таком положении. У него случился инсульт, не первый, и его парализовало. Слово "паралич" завораживает юношу не только своим значением; он соединяет его с "симонией" и "гномоном" в триаду слов, на которых зацикливается. Для нас, однако, интригующим является понятие паралича и инсульта.