крикивал, даже сопротивлялся. Но Надя, в конце концов, довела и, бросив на кровать, сказала что то, чего не за
помнил.
...Наутро, он опять, уже трезвый, приехал к ней, однако, встретил ледяной приём.
— Ты же, не захотел быть вместе? А теперь, изменить
что либо поздно.
— Но Надя! Пойми правильно... Я же люблю... Не
бросай меня! — Михаил, чуть не рыдал.
— Поздно, дорогой! Поезд ушел... Прощай.
И отверженный «друг», ни с чем уехал. С горя, всерьёз
запил, еще не подозревая, какие напасти обрушатся на
него...
2.
Запой продолжался уже несколько дней. В «Вечер
ке», на работе, Михаил, естественно, не показывался.
Мать навещала в «халупе», приносила поесть, но он, казалось, был равнодушен к еде, а всё глушил и глушил
сначала водку, а потом, и дешевый спирт.
Денег не было, но что удивительно, всегда находи
лось, что выпить. Да и угощали все, особенно соседи
через стенку (дядя Коля уехал, тогда, к сыну). Ритка, маленькая шустрая бабёнка, с сожителем Григорием, бухали, что называется, каждый божий день. Ни он, ни
она, понятное дело, нигде не работали. Ритка, по утрам, отправлялась «поднимать» бутылки на местном рынке
196
и в других, только ей известных, местах. Григорий поси
живал себе, на шее «жены». Иногда, промышлял воров
ством. Но главной «статьей дохода» неразлучной пароч
ки, было их, пугающее своей первозданной грязью, жильё о двенадцати квадратных метрах. Тут же, обитали
Риткины дочери от первого брака: Ленка и Катька, уже
привыкшие к постоянным гостям «проходного двора»: местным алкоголикам, бывшим зэкам, дешевым прости
туткам и прочей шушаре, стекающейся отовсюду и, глав
ное, несущей выпить.
Но пьяному Михаилу, было море по колено, относи
тельно того, что и с кем «бычить», чтобы только, не ду
мать о Наде. Он даже попробовал, как то, «Родничок» —
розовый технический спирт, для «просветления» разбав
ленный «Белизной», местными умельцами кавказцами…
Но всему приходит предел, а именно настал тот перелом
ный момент, когда Ритка не выдержав настойчивых
требований «халявщика», погнала его от себя, в три шеи.
— Сколько можно, жрать за наш счет?! Хоть бы со
весть поимел! Пошел к еб й матери!
И Михаил пошел к матери, только своей. Но батя, бывший в завязке уже полгода, выскочил, как разъярён
ный бык.
— Иди, гуляй, куда хочешь! Денег надо? А ты их за
работал?! Давай, давай отваливай!..
Михаил, не солоно хлебавши, вернулся к себе в «из
бу», мучаясь страшным желанием похмелиться.
«К кому пойти? Соседям на улице, родители строго
наказали, деньги мне не давать. Норин уехал. В «Вечер
ку» не сунешься. До директора общаги слишком далеко…
Борис Борисыч! Вот, кто уж точно выручит! Поеду ка к
нему».
197
Обрадованный этой мыслью, отправился на троллей
бус...
Подходя к дому Николаева, ученик, как и прежде, ощущал радостное возбуждение, омраченное, правда, гудящей головой.
Дверь открыла жена кандидата наук.
— Борис Борисыч дома? — бодро спросил Михаил.
Валя (так звали жену), как то странно, посмотрела на
него и вдруг разрыдалась.
— Что? Что то случилось?
— Вы разве не знаете? Борис Борисыч умер...
Его, как током ударило.
— Как? Когда?!
— Сначала умер сын, Паша, — у него ведь, лейкемия
была... А потом, через девять дней, и Борис. Во сне...
Сегодня, уже пятый день пошел, как умер... — Валя вы
тирала слёзы, катившиеся градом.
— Мне никто не сообщил. Да, собственно, кому это
нужно… — Михаил оторопело, стоял у двери, не зная, что
предпринять. — Вы извините, пожалуйста. Такое горе...
Валя, справившись с собой, хотела пропустить в
квартиру.
— Вы зайдете?
— Нет. Не могу... Не по себе что то...
— Ну, тогда приходите на «девять дней», в пятницу.
Но Михаил, уже ничего не слышал. Как во сне, спус
тился по лестнице, добрёл до остановки. Удар был не
ожиданным и сильным. Боже мой! Ведь буквально, три
недели назад видел беднягу. Живого! Разговаривал с ним.
А о сыне ничего и не знал. Не вынес, Борис Борисыч, его
преждевременной смерти! И сам ушел... Как сейчас —
без Учителя? Такой хороший, добрый был человек... И
198
ведь никто, никто не заменит такого. Путь в науку, теперь закрыт окончательно... Но разве, в этом дело?!
Друг ушел, настоящий друг...
3.
Вид у Михаила, после недельной пьянки, был самым
плачевным. Просыпаясь средь ночи, он чувствовал, помимо тяжелого похмельного недомогания, острую
душевную боль. То вспоминал Надю, которая тогда еще, до размолвки, пришла к нему в больницу, — такая тро
гательно красивая, в джинсах и желтой блузке с «крыль
ями», предлагая пойти на концерт рок группы. «У меня
два билета! Пойдем?». Но Михаил отказался и повёл
девушку на тот самый пруд, где произошло взаимное
признание. «Я тебя люблю!» — шептал он Наде, целуя
румянец на её щеках...
То вспоминал пьяного Бориса Борисыча, заплетаю
щимся языком признававшегося, что, мол, Михаил с
большими способностями, более того — талантом, и
что, мол, он далеко пойдет, несмотря на жизненные
препоны. «Я в вас верю! Еще скажите своё слово в на
уке! Утрёте нос, всем этим недоноскам и бездарям!..».
Выпить дома было нечего, и Михаил развёл в стакане
одеколон. Жидкость обожгла всё внутри. Стало немного
легче. И он заплакал пьяными слезами о двух потерян