нему, подкидывал интересные информации, даже попро
сил подготовить рекламный материал. И бедняга старал
ся изо всех своих сил, тем паче, что Горлов хотел сделать
его в будущем, пресс секретарем и редактором собствен
ного бюллетеня «Пчела». Но этим планам не суждено
было сбыться.
212
2.
— Вот, дядя Коля, такие сейчас дела... А насчет На
ди, — люблю я её по прежнему, даже сильней, чем
раньше... — Михаил, расчувствовавшись, изливал Норину
душу.
— Да на хрена, эта наука сдалась! Итак, всё давно
изучено... Пиши лучше стихи. Вот поэзию то, люди точно
оценят. А кому психология нужна? Псу под хвост...
Значит, говоришь, никакие газеты не берут? Это плохо.
Да не переживай сильно то! — неунывающий поэт хлоп
нул друга по плечу.
— Если честно, сейчас на всё наплевать... Но вот не
знаю, как быть: посоветуй, сходить к Наде или не стоит?
— А почему не сходить? По лбу ведь, не ударит! Ба
бы, они, брат, внимание, поклонение любят... Зайди, как бы, между прочим, только достоинства мужского
не теряй, а не то — хана!
«Может, действительно, отправиться к ней? — разду
мывал Михаил. — Но не домой, — родители ведь там.
Надо в универе перехватить! Узнать расписание занятий, после лекции встретить, и поговорить начистоту». И он
приступил к осуществлению плана.
Была середина ноября. Уже выпал снег. Темнело
быстро. Островерхие корпуса университетского городка, выделялись на фоне мрачного неба. Занятия заканчива
лись в семь. Наконец, прозвенел звонок. Из аудитории
начали выходить студенты.
Сначала, он даже не узнал Нади. На девушке был
коричневый, почти деловой костюм: узкая юбка с эле
гантным пиджачком, из которого выглядывала, ярко жел
тая, блузка. Надя надевала осеннюю куртку, когда, вне
213
запно, увидела Михаила. Густо покраснев, схватила сум
ку с книгами, и быстро пошла к выходу. «Подожди, Надя!» — еле догнал её. Не поднимая глаз, девчонка
вымолвила:
— Зачем ты сюда пришел?
— Давно не видел, вот потому и здесь… — задыхаясь
от волнения, проговорил Михаил.
— Мы же, вроде, расстались? — Надя, быстрым
шагом, двинулась по аллее университетского городка.
«Друг» еле поспевал за ней.
— Расстались, да не совсем. Надо многое сказать.
Да не беги ты!
Перейдя дорогу, вышли к трамвайной остановке.
— Ну, что хотел, говори! — нетерпеливо бросила
Надя. — Всё ведь, давно уже сказано.
— Нет, не всё! Во первых, хочу попросить прощения.
— А что, во вторых?
— Что не могу без тебя жить! Я...
Подошел трамвай. Вошли в переполненный салон, оказавшись, прижатыми друг к другу.
— А я, как видишь, живу! Не умерла ведь…
— Меня два месяца не было дома. Хоть приезжала?
— Конечно же, нет! С чего вдруг решил, что приеду
к тебе?
— Ну, мало ли…
Михаил сделал вид, что обиделся. Остаток дороги, ехали молча. Выйдя из трамвая, до улицы Заякина, шли, в свете ночных фонарей, по раскисшей от выпавшего
снега, дороге.
А вот, и надин дом. Встали у дверей.
— Подожди, не уходи! Значит, больше не любишь, да? — «друг», с замиранием сердца, ждал ответа. И
тут, у Нади, в душе, будто плотину прорвало: 214
— А за что любить?! Ты ведь, ударил в самое больное
место! А я жалела пьяницу, думала, что, наконец, устрою
свою судьбу! А гада, волновало только то, с кем раньше
спала! Какой махровый эгоизм! У тебя, разве никого, —
до нас, не было?! Занёс, блин, какую то заразу и в ус
не дует!
— Какую заразу?! Ничем я не болею! Видимо, опять, трахалась! — они орали друг на друга так, что услышала
мать Нади и, спустившись с внутреннего крыльца, вышла.
— Молодой человек! Оставьте её в покое! А сюда, больше не ходите. Нам пьяницы не нужны. Тем более, Надя намного младше, а вы еще, чего то, кочеврыжи
тесь… Убирайтесь!
Шокированный Михаил хотел, что то сказать, но
передумал. Резко развернулся и пошел по направлению
к остановке, прогоняя и прогоняя, в мозгу, эту нелице
приятную сцену. Обида душила его. «О, стерва! А я
еще любил! Ну, погоди! Найду замену, в сотню раз луч
ше! Еще вспомнишь друга, — вспомнишь, сука!..».
3.
Дома несчастный не находил себе места. Пришла
мать попроведовать.
— Что то холодно у тебя. Почему не топишь?
— А, да не до этого… — у него, всё было написано
на лице.
— Так и сохнешь по Наде? Давно уже пора забыть.
Захотела бы — давно пришла... Нашел бы, своего возрас
та женщину, да и женился! — мать сокрушенно покачала
головой.
— Никто мне не нужен, кроме неё… Только что, по
слала подальше. Обиделась, видите ли...
215
— Да оставь девчонку. Я сразу знала, что у вас ни
чего не получится… Что будешь завтра то делать, в суб
боту? Надо бы, отцу помочь с курятником!
— Помогу, конечно. Денег на танцы дашь? — Михаил
вопросительно посмотрел на мать.
— Ладно уж, дам. Может, с кем нибудь и познако
мишься. Только об одном прошу — не пей!
— Я же завязал! Даже пива брать не буду. Давай ка, всё таки, растоплю печь…
...На следующий день, мысли, о нежелании Нади
восстановить отношения, — не давали Михаилу покоя.
Вечером, предварительно созвонившись с Сергеем Нико
лаевичем, надел свой лучший, тёмно синий костюм, бе
лую сорочку и поехал во дворец Горького, где его уже
поджидал товарищ. Народу на танцы «Кому за трид
цать» привалило много, причем возраст отдыхающих
колебался от 20 до 60 лет.