Hubris. Смещение по контуру (предварительный набросок к метамодернистскому проекту)

«Историческое развитие той или иной культуры, смена культур, эволюция картин мира – во всех такого рода процессах важную роль играет «новая личность», понимающая, переживающая, действующая не так, как раньше. Поиск нового человека – это, в известной мере, поиск нового типа социальности»[49]. Философ выделила три типа социальности, «концепции человека», сложившиеся в западноевропейской цивилизации: 1. «новый человек», предполагающий движение через прорыв, кардинальное обновление, снятие ранее существовавших базовых культурных матриц и введение новых; и такому типу социальности ближе всего соответствует образ авангардиста-революционера, «новый человек» не подразумевает более высшую ступень духовно- нравственного развития; новый, т. е. иной по сравнению с ранее существовавшим типом социальности; 2. «совершенный человек», работающий с предшествовавшими культурными кодами и совершающий их модификацию, частичное изменение и приходящий к определенным результатам в медленном поступательном становлении не столь скачкообразно, как «новый человек»; и, наконец, 3. «идеальный человек», включающий в себя совокупность воспринимаемых в обществе как идеальных характеристик, некий трансцендентальный образ, к которому необходимо стремиться, и уже в самом процессе стремления воспитывается и утверждается желаемый образ социальности. Хотя здесь же Г. В. Иванченко акцентировала: «Все концепции «нового человека», «идеального человека», «совершенного человека» были бы изначально обречены на провал, если бы человеку не было свойственно стремление к совершенствованию мира и самосовершенствованию. И у взрослого человека общее, генерализованное отношение к совершенству – позитивное или негативное – в значительной степени воспроизводит изначальное разделение «Я» и «не-Я»: то, что в образах совершенства не противоречит нашей картине мира, принимается, то, что в образах совершенства никак не пересекается с представлениями о нас самих – отвергается»[50]. Но как быть с тем, принятым в обществе образом «совершенства», главная «помеха» которого – это «я»?! Поскольку субъект – социокультурная реальность, его проблематично «взрастить» в условиях диктата атомизированной толпы. Бессмысленно его «собирать», чтобы впоследствии подвергнуть прессингу. Но необходимость субъекта обнаруживает глобальный дефицит гуманитарного знания, проявляющийся в забвении человеческого в человеке при интенсивном усложнении техносферы, «цивилизационной оболочки». Определение субъекта через творчество, в котором он обнаруживает и проявляет себя, и в то же время самосозидается, было предметом исследования школы С. Л. Рубинштейна. Психолог разрабатывал философские основания педагогики, полагая, что, поскольку «тем, что он (субъект) делает, можно определять то, что он есть; направлением его деятельности можно определять и формировать его самого»[51]. Хотя совершенно очевидно, что данное направление культурной политики реализуемо в обществе, базирующемся на ценностях неприкосновенности и уважения к личности, и с трудом применимо в социуме, поддерживающем антисубъектные тенденции (стандартизации жизни, однопартийности, политизации и управленим СМИ и т. д.). Поэтому последователь С. Л. Рубинштейна А. В. Брушлинский настаивал на том, что становление субъекта начинается с детского возраста, а не происходит скачкообразно в зрелости[52]. Суть в том, что «обращение к себе» является механизмом самозащиты в ситуации давления инфосферы (и не только) и определяет отделение и противопоставление субъектом себя окружающей действительности, но не выделения из нее с целью ее преобразования, что, в первую очередь, сужает пространство свободы самого субъекта, т. е. ограничивает возможности его самореализации, во- первых. Во-вторых, «обращение к себе» характеризует состояние субъекта, оказавшегося наедине с историей и усомнившегося в традиции, которую он не в силах ни преступить, ни продолжить, – остановившегося в себе на полпути.

Машина субъективации в культуре