i_0e02284c13ff104d

меня всего, целиком и полностью. И уж они-то наверняка знают, каким

должен быть следующий ход, но только уста их закрыты самим их

нарисованным естеством, и мне остаётся лишь угадывать их желания или

просить, чтобы они дали знак, что мне делать дальше.

Мне стало спокойно и мирно. Я не умел молиться и не знал, как и с кем

разговаривать в церкви, потому просто стоял, не сводя глаз с иконостаса.

Мне казалось, что если я буду просто так вот стоять и смотреть, мне

откроется что-то важное, и я пойму, как надо действовать. Я не слышал

больше кудахтанья тёток, не видел старушки в платках, я вообще не ощущал

себя в церкви как в некоем строении на Владимирском проспекте. Я был

где-то за пределами этого мира. Мне захотелось сесть, но сесть было

негде, так что я прислонился к углу колонны, не отрываясь от икон.

Не знаю, сколько времени я так простоял, но когда вышел на улицу, уже

стемнело. Зимний ветер унёс все надежды на весну, пурга поднялась, как в

середине декабря. Но мне было не до погоды. Я старался сохранить в себе

чувство просветлённости и мира, которое вынес из церкви. Вот оно, избавление от моих недугов. Как же я раньше об этом не подумал?! Если

ходить сюда постоянно, то рано или поздно я просто забуду о том, что

меня донимало прежде, и стану совсем другим, обновлённым человеком.

Перед сном я старался удержать ощущения этого дня, но несмотря ни на что

не смог совладать с тем, что поднималось во мне изнутри, как по часам, в

одно и то же время. Я решил, что, наверное, одного похода в церковь

недостаточно, но не стоит по этому поводу расстраиваться. В конце

концов, в собор я сходил только сегодня, а трудности преследуют меня уже

несколько лет.

На следующий день Катя зашла ко мне одна. Когда я провожал её, она вдруг

спросила меня:

- Ну, ты в церковь-то сходил, как я вижу?

- Да. А ты почему так решила?

- Да ты сегодня какой-то блаженный, ну, в смысле, спокойный очень.

- Ты только Артуру не говори, ладно?

- Не скажу, не бойся. Ему этого не понять. Но он придёт к этому тоже

рано или поздно. Все мы придём,- мечтательно ответила Катя,- а ты что

там делал-то? Молиться-то умеешь? - засмеялась она

- Нет. Я просто так стоял и думал.

- Ох ты, котик. Это хорошо, что думал, но надо молиться.

Молитва, она хоть и простая, но сила в ней есть, иначе бы её люди

столько веков не повторяли. Я тебе напишу слова. Хочешь со мной в

воскресенье на службу пойти?

- А как же Андрей?

- А он не ходит в церковь.

- Ну, давай пойдём.

На службе мне понравилось меньше. Оказалось много народу, было тесно и

душно. Катя надела на голову платок, так что ещё больше стала напоминать

птичницу Аграфёну. Когда мы вошли в церковь, она слилась с толпой, её

серая спина растворилась в десятках таких же. Священник нараспев говорил

что-то, народ вторил ему. Вокруг меня стояли одни женщины без возраста и

даже без пола, ничего женского в них не осталось. Они истово крестились

и тянули за священником: “Господу помолимся. Господи поми-и-и-илу-у-уй”.

Мне не хотелось повторять за всеми, я чувствовал себя чужим. И ещё я

ужасно боялся встретить кого-нибудь из маминых знакомых. Ничего

зазорного в посещении службы не было, но мне было бы стыдно. В общем, никакого покоя на душе на сей раз не получилось, я ждал, чтобы всё это

поскорей закончилось и я вернулся домой.

Ко всему прочему, в конце службы вышел священник и стал кадить в нашу

сторону. Народ расступился, я оказался в первом ряду. Он прошёл мимо

пару раз, а потом вдруг посмотрел на меня скользким и голодно-плотоядным

взглядом, от которого по коже пробежали мурашки. Что-то было

неправильное в этом взгляде, как и во всей службе. Я решил, что в

церковь надо ходить одному, иначе никакого общения ни с богом, ни с

самим собой не получается.

Летом мама взяла два месяца отпуска и уехала на дачу, а я остался в

городе, потому что нашёл работу. Работа. Я зарабатывал деньги! Они, правда, были уже расписаны - мама решила сделать ремонт в ванной,- но

меня это ничуть не расстраивало. Я подумал, что смогу урвать себе

что-нибудь на шоколад и мороженое, а больше ни на что деньги, собственно

говоря, мне были не нужны.

Работа показалась мне несложной, а называлась гордо: агент по

недвижимости. Надо было ездить по городу и показывать квартиры людям, которые хотели снять их в аренду. Никакой зарплаты не предполагалось, но

я получал 10% от месячной стоимости квартиры.

Мне это всё нравилось. Я вырвался из границ своего района, стал ездить с

одного конца города на другой. А раньше и метро-то почти не пользовался, разве что изредка выбирался на экскурсии с классом. Мне открылся этот

огромный мегаполис, где было столько всего незнакомого. Большая часть

квартир, что я показывал, находилась не в центре - туда ездили агенты

постарше и поопытнее. Но меня это не смущало. Было лето, погода стояла

хорошая, а в транспорте днём было свободно. После каждого показа я

обычно садился на скамейку в каком-нибудь дворике и наблюдал за мамашами

с колясками и детьми; за всей этой жизнью, которая была как две капли

воды похожа на жизнь в моём дворе, но тем не менее была другой. Я