i_0e02284c13ff104d

чувствовал себя жутко взрослым, ведь я не просто так болтался!

Это было моё первое лето в городе, преобразившемся, опустевшем. Не было

сугробов, снегоуборочных машин, припаркованных на всю зиму заваленных

снегом автомобилей. Не было людей, все разъезжались по дачам, лагерям и

санаториям. На улицах было чисто, как будто их только что вымыли, только

иногда ветер гнал одинокий фантик, перекатывая его от одного поребрика к

другому. Создавалось сюрреалистическое ощущение построенной декорации.

Казалось, что актёры вот-вот выйдут из гримёрок, кто-то крикнет: “Мотор”

т и город внезапно оживёт, задвигается, забурлит.

Мне нравилось ходить по пустынным улицам, дышать тёплым воздухом, пропитанным влажными запахами: асфальта, постриженной травы, пыли, поднятой проехавшей машиной. Но самое главное, всё это пахло свободой, чувством, что я один, могу делать, что захочу. В известных пределах, конечно, но и в такой, пока ещё ограниченной свободе я чуял запах

свободы абсолютной, которая, как мне казалось, ожидает меня совсем скоро.

Артур на лето уехал, но мы продолжали встречаться с Катей. Вечерами она

была занята, и я звонил ей каждый раз, когда у меня появлялось время

днём. Мы гуляли, сидели на скамейке во дворе, болтали о жизни. Нам

казалось, что впереди ещё столько всего интересного и неизведанного, но

только это ни в коем случае нельзя упустить. Мы боялись потратить время

впустую, а потом жалеть о том, чего не сделали, как это случилось с

нашими родителями. Но к нашим надеждам на большое и захватывающее

будущее примешивался страх, что ничего не выйдет, страх бессознательный

и необъяснимый, потому что было непонятно, что же, собственно, должно

выйти. Я понятия не имел, куда поступать, но мне оставался ещё год, и я

надеялся, что за эти двенадцать месяцев что-то да решится.

Я спросил однажды Катю про её будущего мужа.

- Понимаешь, Артём,- ответила Катя неожиданно серьёзно,- Андрей гораздо

старше меня. Он очень взрослый и очень умный человек. Я, конечно, люблю

его, но я ещё и уважаю, Я решила для себя, что мне нужно общаться с теми

людьми, которые могут меня чему-то научить, понимаешь? Я ведь в простой

семье выросла, нас там много было, хоть я в школу и ходила, но учиться у

меня времени не было. А с ним я чувствую, что становлюсь лучше и умнее.

- Ну а Артур?

- А что Артур? Артур… Ну, он вот появился как-то неожиданно. Я сначала

пожалела его, какой-то он был заброшенный, смотрел на меня, как псёнок.

А потом вот затянулось.

Пропащий он, Артур. Мне бы хотелось помочь ему, но я не знаю, как. Ты

вот, Артём, тоже мечешься, но в тебе сила есть, ты рано или поздно

найдёшь себя.

Мне стало немного обидно за Артура, что Катя просто жалела его, но я

понимал, что она имела в виду. Я сам иногда смотрел на него и думал -

что-то с ним не так. С тех пор, как мы познакомились, прошло много лет

(для нашего возраста и год-то был большим сроком), но он ничуть не

изменился. Внешне вырос, стал таким длинным юношей, который вот-вот

превратится в мужчину, но никуда не делись ни волчий взгляд, ни

наглость, сквозь которую проглядывал страх перед людьми. Мне иногда

хотелось обнять его, прижать к себе. Казалось, нам обоим от этого станет

легче. Но я сдерживался, чтобы не перейти те границы, где заканчивалась

дружба и начиналось нечто совсем другое, от чего я старался убежать.

Мамины собрания летом не проводились, но у меня оставалась церковь -

место, где можно было хотя бы попытаться обрести покой в душе. На службу

я больше не ходил, но каждый раз, когда позволяло время, подолгу стоял в

тишине и темноте во Владимирском соборе, разговаривая то ли с самим

собой, то ли с невидимым собеседником, который никогда не отвечал мне, но зато был прекрасным слушателем.

- Почему всё так? - вопрошал я,- почему все парни как парни, а со мной

всё так странно? Это наказание? За что? Как мне эту вину искупить? Что

надо сделать, чтобы измениться? Вера Николаевна говорила, надо просто

очень захотеть. Мысли материальны. Только хотеть надо взаправду. Но я

хочу измениться, действительно хочу! Но у меня ничего, ничего не

получается. Наверное, просто я слаб, и мои мысли бессильны. Катя, конечно, думает, что я даже сильнее Артура, но это не так. Ну, то есть

по сравнению с Артуром я, может, и кажусь таким, но на самом деле я

всегда был слабым. Слабым и остался. Неужели мне всю жизнь надо будет

бороться с самим собой безо всякой надежды на победу? Как это всё

неправильно и несправедливо.

Но мой невидимый слушатель только молчаливо внимал этим жалобам, не

давая никакого совета. Да, неправильно, да, несправедливо, но ничего не

поделаешь, надо как-то с этим Жить дальше.

Мама стала странно реагировать на простые вещи, которым я не придавал

никакого значения. Она долго не разрешала мне бриться, потому что “если

один раз начнёшь, то потом придётся бриться всю жизнь”. Я не понимал, что в этом такого ужасного, но до поры до времени бритвенных

принадлежностей не покупал. На моём красно-оранжевом прыщавом лице, которое и так впору было выставлять в кунсткамере, клочками росли

местами длинные, местами короткие разноцветные волосы: чёрные, русые и