I

отремонтировала почти всю одежду монахиням, послушникам и рабочим монастыря, но теперь

посещала и храм, а также ходила на службы и в молельню. Но каждый раз, когда встречала там

сестру Элоизу, её сердце щемило, и она плакала. Каждую службу. Плакала, потому что не могла

просто обнять её, как прежде; потому что дистанция была нарушена, и виновата в этом была она

сама. Готель молилась каждому Святому в храме, чтобы проснуться на следующее утро, и

увидеть, что этот кошмар кончился. Но следующий день повторялся предыдущим; она снова

гуляла, работала, молилась и плакала.

Через две подобные монотонные недели, Готель свыклась со своим статусом "простой

смертной". Стала больше общаться с монахинями, читать, гулять и крепче спать. Она совершенно

забыла о паническом желании родить ребенка, и вспоминала время проведенное в Марселе, как

блажь и безрассудство, не приведшее её ни к чему, кроме как к нервному расстройству; хотя она и

скучала по Раймунду. По его ласкам. "На такой случай, у нас всегда во дворе стоит бочка с

холодной водой", - повторяла сестра Элоиза своим монахиням, чего еще пять лет назад Готель не

понимала, а потому всегда смеялась.

- Получила ли ты то душевное исцеление, за которым приехала, - спросила аббатиса, когда

Готель покидала Паркле.

- Да, матушка, - ответила та, - но неужели нужно согрешить, чтобы пожелать стать лучше?

- Некоторым это не помогает, - ответила сестра Элоиза, шагая рядом.

- Но, - остановилась Готель на мгновение, чтобы набраться смелости и задать тот вопрос,

который она сама всегда себе задавала, - почему вы такая?

На что сестра Элоиза откровенно рассмеялась:

- На мне слишком много грехов, душа моя.

Готель ехала в Париж и думала о том, что сказала ей аббатиса после, когда она уже садилась в

экипаж: "Дети не рождаются от скуки, дети рождаются от любви". Готель получше укуталась в

свою накидку, чтобы прохладный утренний воздух не забирался ей под одежду; она была чиста,

свободна и легка, как никогда, а на её коленях лежало Писание, подаренное ей её

настоятельницей.

Следующим утром Готель была в Париже. Он уже проснулся, и люди чрезвычайно занятые

своими делами бегали между домами, словно хотели переделать всё как можно скорее, чтобы

потом устроиться где-нибудь поудобнее и начать наслаждаться жизнью.

Экипаж Готель, сопровождаемый охраной аббатства, заехал с правого берега Сены, но

прежде чем попасть во дворец, она решила устроиться с жильем. Оставаться во дворце с

Людовиком и его проблемами ей не очень-то хотелось. Потому они проехали через остров,

свернули направо, затем вдоль Сены, мимо магазина Клемана, а затем налево, на улицу, где она

жила два года назад. Там уже поселилась молодая пара, но все еще так и не могла обжиться на

новом месте, поскольку почти все их деньги уходили на оплату дома; и Готель имела смелость

предложить им круглую сумму, чтобы они могли присмотреть для себя что-то более подходящее,

а после того, как они охотно согласились, она выкупила этот дом у хозяина, который также был

рад, так как устал вечно искать на него постояльцев. Она также попросила хозяина сделать там

полный ремонт, дополнительно оплатив все возможные расходы; к счастью, с тех пор, как Готель

начала шить для двора их величества, деньги более никогда небыли для неё проблемой. А потому,

разобравшись с (уже своим) домом в Париже, она отправилась во дворец, и сердце её трепетало от

предвкушения встречи с Констанс.

Дворец был также тих и пустынен, как и всегда по утрам. Несколько слуг встретили Готель у

входа и проводили внутрь. Она медленно шла по коридору в сторону опочивальни Констанции,

дверь которой оказалась негостеприимно закрыта; не осмелившись беспокоить сон графини

ранним визитом, девушка решила выйти в сад, но едва, она повернулась, как дверь за её спиной

открылась и из неё вышла Констанция. Узнав Готель, она закричала от счастья:

- Готель! А! Какое счастье! Боже мой, я не верю своим глазам, - графиня принялась её

обнимать и целовать в обе щёки, не давая той сказать ни слова.

- Доброе утро, миледи, - смеялась от радости девушка.

- Давно вы здесь? - перебивала другая.

- Я только приехала в Париж.

- А! - радовалась графиня, - идемте ко мне, я сейчас умру от счастья. Вы голодны? Я схожу на

кухню.

- Нет, спасибо, моя дорогая, я завтракала у Гийома. Это мой булочник, - пояснила Готель,

увидев, как перекосило лицо у Констанции.

- О! Да вы - истинная парижанка, - улыбнулась Констанция и погладила Готель по плечу.

Закрывшись в комнате графини, они просмеялись о пустяках до самого обеда, пока силы не

покинули их, и после лежали на кровати Констанции, хмыкая носом и вспоминая всякие глупости,

переполняемые радостью быть рядом и, наконец, видеть друг друга.

- Не надейтесь на теплый приём, моя дорогая, - тихо вздохнула Констанция, когда они шли на

обед, - этот дом развалится при первом удобном случае. Потому, мадмуазель, я заранее прошу у

вас прощения.