Готель проснулась от очередного удара волны о прибрежные камни. Слегка приоткрыв глаза,
она обнаружила, что её голова лежит на плече у маркиза, и они накрыты каким-то теплым
одеялом, появившимся неизвестно откуда. Небо только начинало светлеть, а звезды гаснуть.
Маркиз спал. Готель повернула голову оглядеться и увидела охранников в двадцати метрах,
которые повесив головы, дремали на камнях; она улыбнулась, вспомнив, как стража Сибиллы на
Сицилии ежедневно прыгала со своим снаряжением по таким же валунам вдоль берега, пытаясь
догнать веселую компанию их высочества. То давно желанное спокойствие, которое шло из строк
читаемых маркизом, похоже, оказало свое благотворное воздействие, и она заснула, так и не
дослушав всё письмо до конца. Готель осторожно выскользнула из-под одеяла и подошла к воде
умыться. Еще холодная с ночи, она набегала на серый песок густой пеной и сразу таяла, едва
касалась ног; Готель увидела, как поднялся маркиз, и махнула ему рукой:
- Доброе утро, мой дорогой друг. Вы проводите меня домой?
Они шли молча, еще сонные и все еще уставшие, ежеминутно зевали и иногда улыбались,
видя себя со стороны. Подойдя к дому, Раймунд поцеловал у Готель руку и обещал посетить её
вечером сего дня, после того, как она отдохнет после своего путешествия.
Их встречи были так же легки, как и прежде. Маркиз был кроток и молчалив, а Готель жива и
приветлива. Ей нравилось видеть, каким спокойным огоньком в душе её юного друга горит его
любовь, не обуреваемая внезапной страстью и холодными отливами. Они могли просмеяться
несколько часов к ряду, а затем заснуть обессиленными на том же месте; или промолчать весь
вечер, глядя на мерцающий огнями Марсель, а на следующее утро, едва проснувшись, уже стучать
в двери, чтобы услышать любимый голос. Их чувства росли не торопливо, как молодой росток, не
знающий большего счастья, чем тот единственный лучик солнца, предназначенный для него
одного.
Спустя много месяцев они еще не были физически близки, несмотря на то, что провели не
одну ночь вместе. Их сексуальное влечение поглощалось постоянным общением, что со стороны
можно было подумать, будто они были братом и сестрой; и лишь иногда, когда скопившееся
напряжение требовало немедленного выхода, они затихали от смущения и обменивались долгими
и нежными поцелуями. "Вечное лето", - произнесла как-то Готель, выходя на балкон. Время для
них словно остановилось. Даже когда Раймунд отбывал с делами в Тулузу, Готель не могла
отделаться от ощущения их общего единения. Порой она не выдерживала столь сладкого бремени
и нагружала себя излишней работой, чтобы после иметь возможность вновь ощутить прилив сил и
удовлетворения от жизни. Она даже думала завести детей, у которых был бы дом и родители. Они
не просыпались бы от холода в трясущейся повозке, а засыпали в своих кроватках под ласковые
песни их матушки.
- Может нам завести детей, - задумчиво сказала Готель, лежа в траве, и подняла вверх одну
руку, разглядывая на фоне неба свои ногти.
- Я сам еще ребенок, сеньорита, а когда дети заводят детей, это, как правило, не приводит ни к
чему хорошему, - отозвался гуляющий по поляне Раймунд.
Он остановился над её головой и протянул ей букет полевых цветов.
- Зачем вы это сделали? - приподнялась на локти Готель.
- Что? - растерялся маркиз.
- Сорвали их, - ответила она и встала с травы.
- Я подумал, вы будете рады, - сказал он и посмотрел на цветы.
- Мой дорогой, милый друг, я не могу радоваться, видя, как вянут и умирают цветы, - чуть не
прослезилась Готель, - оставьте же их!
- Но это же просто цветы, - погас маркиз.
Готель загадочно подманила его пальцем и, когда тот наклонился ближе, леденящим тоном
прошептала ему на ухо: "Это дети солнца". Отступив на два шага назад, все еще утверждающе
кивая, она неожиданно рассмеялась и понеслась по поляне, как ветер:
- Ну, что же вы Раймунд, сгубили наши чада! - все больше заливалась от смеха Готель, и
маркиз, который пока никак не мог привыкнуть к подобным шуткам своей возлюбленной
италийки, бросил букет и побежал на неё.
- Пожалуй, таких актрис я прежде не встречал, но берегитесь! - кричал Раймунд, пытаясь
изловить, мечущуюся по поляне, Готель, - иначе я вас поймаю и тогда!
- Что? - смеялась нагоняемая маркизом девушка.
- Теперь увидите! - победно заявил он, когда, наконец, заключил беглянку в объятья.
- Что, - смущенная и задыхающаяся от волнения произнесла та.
- Что, - зараженный её смущением, повторил Раймунд.
Он почувствовал на своей шее её дыхание, частое и прохладное; её сердце колотилось, как
сердце заигравшегося котенка, и её серые глаза еще бегали из стороны в сторону, в поисках путей
отхода.
- Надеетесь сбежать? - спросил он, заглядывая ей в глаза.
- Нет, - растянуто и тихо произнесла она, но спустя одно лишь мгновение, едва заметив, что
её юный друг потерял бдительность, выскользнула из его объятий и снова сбежала по траве.