Все время до свадьбы Готель прожила в своем доме, подаренном Рожером. Это был
настоящий двухэтажный дом с погребом и зеленой террасой. Здесь также открывался прекрасный
вид на море, и Готель, глядя на него, думала о Марселе и Раймунде. Здесь могла бы поселиться
целая семья, но она жила здесь совершенно одна, наполняя свое сердце щемящим чувством,
состоящим одновременно из одиночества и свободы. Странно, но притом, что у неё появилось
столько мест, где она могла бы жить, в отличие от времени, когда она путешествовала, спала в
повозке и мечтала, что когда-нибудь у неё будет именно такое место, куда она сможет
возвращаться как домой, её нигде не посещало ощущение домашнего очага. В Палермо она
чувствовала себя оторванной от Марселя, в Марселе оторванной от Парижа, а Париж…, Париж
так и остался сияющей мечтой, какой он был, как по дороге туда, так и оттуда. "Возможно, -
думала Готель, - оно появиться у меня в Марселе, с Раймундом. И там, пусть даже в небольшом
тенистом домике, я буду знать, что нет более лучшего места на земле, чем встречающая у дверей
прохлада, опочивальня с лиловыми цветами, танцующими под бризом за белёным окном, и
широкий балкон, где мы будем вместе встречать и провожать корабли". Она думала о Марселе
каждый день. Об узкой каменистой улице с одинаковыми домиками, которая напоминала Готель
её крохотную улицу на левом берегу Парижа, среди множества остальных таких же. Наверное,
этот способ слияния с "остальным", способ спрятаться, укрыться, уединиться, построить свой
маленький и неприметный окружающим мирок, и давал то так необходимое ей чувство уюта и
покоя, которое она пыталась обрести.
А здесь было светло, просторно и открыто, что выбежав с утра перед домом и подняв взор и
потянувшись руками к облакам и кружась на одном месте, можно было увидеть все небо от края
до края. Так, как это делала Сибилла, пока не падала на траву, смеясь от головокружения: "Нужно
радоваться каждому дню, - говорила она, - кто знает чтó будет завтра". И ради этого завтра Готель
старалась не касаться резных лестничных перил и не находить красоты в великолепной мебели
устроенной здесь. Она боялась этого дома. Боялась влюбиться в него, настолько он был хорош.
Готель не хотела впускать в себя этот дом, словно места в её душе для него уже не было.
- Оно прекрасно, - спускаясь по лестнице, сказала Сибилла.
Готель обернулась и увидела Сибиллу в свадебном платье. В платье, которое она сшила ей
прошлой осенью в Париже:
- Вы прекрасны, ваше высочество, - улыбнулась Готель и подала подруге руку.
- Должно быть, там уже куча народу, - с натянутой улыбкой произнесла та.
- Всё будет хорошо, моя дорогая, - обняла её Готель.
- Я не знаю, - запаниковала невеста, - возможно, мы не правы, - залепетала она, мотая
головой.
- Это нормально, вы просто волнуетесь.
- Это не нормально, это не нормально, - схватила Сибилла за руки подругу, и из её глаз
брызнули слезы, - все слишком быстро, все слишком быстро, душенька.
Готель снова обняла Сибиллу за плечи и поцеловала её в волосы, но та никак не желала
успокаиваться.
- Бог не простит нам этого, - плакала она.
- Чего не простит? - спросила Готель.
- Грех, - посмотрела на неё распухшими глазами Сибилла.
- Да, Господь же с вами! Какой грех?! - не выдержала Готель.
Сибилла взяла её руку и приложила к своему животу:
- Я ношу его чадо, еще не сочетавшись браком! - зарыдала она и прильнула головой к груди
Готель, словно в этот момент ей было необходимо материнское внимание и прощение.
- Кто-то еще знает об этом? - спросила Готель, когда та немного успокоилась.
- Никто, - ответила Сибилла, не поднимая головы.
- Я буду знать, - погладила её Готель, - слышите, ваше высочество?
Сибилла, надрывисто вздыхая, кивнула:
- Спасибо вам, моя дорогая. Спасибо вам, что вы есть, что вы здесь.
- Идемте же, я помогу вам умыться, - ласково сказала Готель и снова взяла Сибиллу за руку.
В который раз удостоверившись, что подвенечное платье сидит идеально, Готель проводила
их высочество к экипажу.
- И спасибо вам, моя дорогая, за подарок, - сказала, поднявшись в экипаж, Сибилла, - вы
словно стали мне теперь сестрой, - улыбнулась она и дотронулась до мочки уха, где теперь висела
небольшая, но очень изящная сережка.
- Вам они очень идут, - ответила Готель.
- Как и вам, моя дорогая, - улыбнулась Сибилла.
Это было лучшее применение, которое Готель нашла для своего самородка - оставить память
о посещении Сицилии, о дружбе и прекрасном времени на пороге любви, которое, кто знает,
может никогда и не повторится.
Когда Готель подошла к Санта Марии, она уже не была такой тихой и безлюдной, какой
казалась раньше. Всё кругом преобразилось. Фасад был наряжен цветами, желтыми и красными
лентами, сплетенными воедино. И люди. Множество людей. Безусловно, возглавив Сицилийское
королевство и сделав свой флот одним из самых значимых в средиземноморье, Рожер получил
признание не только своего народа, но и близлежащих государств, как бы те к нему не относились.