I

хотела бы подарить немного родительского тепла хоть одному ребенку.

- А что случилось с твоими родителями? - спросила Сибилла.

- Чума, - ответила та, ложась на камень.

Розалия подошла к Готель сзади и начала гладить её, раскинувшиеся под солнцем, волосы:

- Это печально, когда дети остаются одни, если бы я могла такое предотвратить, то молилась

бы день и ночь напролет, чтобы такого больше никогда не происходило.

Прогулка дала легкую усталость, и девушки на какое-то время задремали под теплыми

лучами; и лишь Сибилла, глядя в небо, напевала по привычке свои несложные песенки. Когда

температура спала, она поднялась на локтях и взглянула на море:

- Солнце садится. Нужно торопиться, если хотим успеть на вечернюю службу.

Надев обратно свои платья и взяв в руки сандалии, подруги неторопливо побрели в город, к

церкви, в которой через две недели должно было состояться венчание Сибиллы. Город остыл, и

Розалия, обувшись вслед за остальными, нагнала, идущую впереди, Готель:

- Вы, уже видели церковь, сеньорита?

- Еще нет.

- Их величество, Рожер, собрал в этом храме все краски мира, которые видел в своих походах:

и римскую колонну, и византийский стиль, и тунисский орнамент. Я вас уверяю, моя дорогая, вы

никогда не видели прежде ничего подобного. Это, пожалуй, самый необычный храм из всех, что я

видела, - с волнением договорила Розалия и после недостаточной, на её взгляд, реакции Готель

она добавила, - а у вас есть любимый храм?

Готель поймала себя на мысли, что ни разу не была в храме. На неё, конечно, произвела

впечатление церковь в Касселе и базилика Святого Стефана в Париже. Да, она провела несколько

лет в монастыре, но не по своей воле. Она вдруг поняла, что никогда не ходила в дом Божий по

зову своей души. Вся её вера была заключена в личном общении со своей Святой, и в посещении

церкви, ради этого сугубо личного общения, не было никакой необходимости. Еще ей подумалось,

как могут люди, собираясь вместе, не мешая друг другу, общаться со Всевышним. Готель хотела

сказать Розалии, что не знает католических святых, которым она могла бы доверить свои грехи, но

тут послушался звон колокольни, призывающий горожан на вечернюю службу, и лицо её подруги

засветилось от радости:

- Это она! - засмеялась Розалия, - Санта Мария! Побежали же, служба начинается!

И девочки бросились по улице, обгоняя друг друга и прохожих, пока не оказались на пороге

Санта Марии дель Аммиральо. Последней вбежала в двери церкви Сибилла, налетев при этом на

Готель и хмыкнув от смеха носом. "Тщ!" - обернулась к ним Розалия. В это время священник у

алтаря уже водил из стороны в сторону распятием в руках и бормотал что-то невнятное. В

благоговейной тишине, стоя на коленях, вслед за священником повторяли его слова еще несколько

молящихся. Все стены были исписаны фресками. На одной из них Готель даже разглядела Рожера

принимающего корону из рук Христа. Розалия же прошла вдоль скамеек и свернула на одну из

них, позвав Готель и Сибиллу сесть рядом с ней.

- Здесь так тихо, - сказала осторожно Готель, - я думала, что это всё происходит более людно,

- пыталась она завлечь в разговор Розалию, но та полностью погрузилась в себя. - Здесь совсем

никого нет! - улыбнувшись, шепотом настаивала Готель, обращая теперь к Сибилле, на что та

снова хмыкнула, прикрыв себе кулачком рот.

- Двери храма открыты страждущим, если даже останется лишь один человек, чья душа ищет

покаяния, служба будет проведена, - откликнулась Розалия.

Картина не менялась в течение получаса. Священник ходил из стороны в сторону, размахивал

кадилом, молящиеся стояли, как вековые статуи, и лишь изредка кто-то покашливал сзади из тех

нескольких человек, который подошли еще позже девушек. В итоге все закончилось также

непонятно, как и началось.

Пока Сибилла темные волосы Розалии в косу, Готель стояла посреди храма, подняв голову

вверх, и рассматривала зодчество сицилийских и византийских мастеров. Её взгляд притягивали

картины из жизни Рожера. Много лет назад она так же смотрела на найденный в реке камушек,

пытаясь понять что же с ним не так. Она положила руку себе на пояс, как раз там где был её

самородок, и подумала, что будь мастер, который мог бы так же чудесно придать её найденышу

должный вид, то она бы смогла носить его, не скрывая его уродство от окружающих. Возможно,

из него получился бы изящный кулон, серьги или браслет. Детство уже давным-давно кончилось,

и необходимость в скрытом и немом спутнике теперь пропала.

- Когда-то считалось, - прервала её размышления Розалия, которой Сибилла все еще вязала

косу, - что в волосах есть душа человека, его сила и ум.

- И усыпила его Далила на коленях своих, и призвала человека, и велела ему остричь семь кос

с головы его. И начал ослабевать он, и отступила от него сила его, - прочитала из памяти Сибилла,

заканчивая Розалии косу.

- Книга судей, глава шестнадцатая, стих девятнадцатый, - не отрывая взгляда от потолка,

подвела Готель и чуть слышно добавила, - разве не привилегия Папы короновать вступающих на

престол?