I

Она смотрела на свое "миланское" платье, так старательно сшитое по себе, а теперь потерявшее

всякую форму и вид, и думала, как непредсказуема жизнь. О том, что можно найти покой и время,

и внести мерный уклад, смериться с прошлым и спланировать будущее; но только после того, как

всё сделается просто и ясно, непременно наступит момент, когда всё пойдет не как ожидалось.

Раздвинув несколько камней и очистив на полу немного места, она легла, время от времени

вздрагивая и ёжась от холода. Она вспоминала о своем письме с просьбой о встречи "дочери" к

настоятельнице церкви Санта Марии - некой сестре Франческе, которая ожидала её в Турине и,

возможно, уже волновалась. "Это невероятно, я опаздываю на свою новую жизнь", - потеплее

закутавшись в накидку, подумала Готель и заснула.

Большая синица, покрутив головой и сделав несколько прыжков по камням, вспорхнула

крыльями и разбудила Готель. Та облегченно вздохнула, надеясь в глубине души, что с

прошедшим ненастьем её оставят и напасти, преследующие её последние дни, но, открыв глаза,

вскрикнула от неожиданности, поскольку прямо напротив неё, всего лишь в нескольких шагах, у

противоположной стены лежал человеческий скелет, приваленный камнями. Судя по

сохранившейся одежде, это был мужчина, которого убило здесь обвалом много лет назад.

Затаив дыхание, Готель медленно подползла ближе. На плече несчастного висела небольшая

походная сумка из кожи, пожухшая и покрытая вековой пылью, впрочем, как и вся его одежда. Из-

под одежды же выглядывал ключ, висевший на его груди и походивший больше на украшение,

настолько искусно он был изготовлен. И дабы лучше разглядеть этот шедевр, Готель бережно

взяла его на ладонь. Вопреки времени, ключ выглядел, как новый. Солнце роняло на него свои

лучи и его сияние слепило глаза; девушка невольно повернула голову туда, откуда наземь

ложились лучи и воздух, наполненный озоном после ночного дождя, пленил её разум своей

свежестью; ключ выскользнул из её ладони, и Готель, завороженная видом, или точнее сказать,

тонкой полоской этого вида меж строгих стен ущелья, вышла и, как ей показалось, очутилась в

мире волшебном, прекрасном и невиданном. Это было настоящей сказкой: зеленый луг с цветами

и чудесными ароматами, порхающими бабочками, звенящий ручей, прозрачный и искристый на

солнце, как снег, и снег! О, Боже! Снег, лежащий высоко на вершинах, наполнял воздух своей

непостижимой чистотой. "Господь Всевышний, - подумала Готель, - не иначе как это сон". Она

боялась пошевелиться и разрушить неосторожным шагом морфееву красоту. Да и двигаться здесь

особо было негде; замкнутый высокими скалами, скрытый от случайных глаз; чтобы обойти весь

этот мир, ей потребовалось бы меньше минуты. Но не это держало Готель в неподвижности.

Венцом великолепия всего здесь была башня; высокая, как скалы окружающие её, и крепкая,

словно была призвана служить центром военного укрепления замка или форта. Но что здесь было

охранять? Мирное порхание бабочек иль чистоту ручья? Её величие захватывало дух при каждом

шаге к ней. Могучая, из крупного серого камня, с огромным этажом, построенным в германском

стиле, как кассельские домики; она грозно нависала над девушкой и одним лишь своим видом

требовала внимания и уважения к себе.

Готель нежно коснулась её стены пальцами, словно успокаивая сию владычицу за своё

невольное вторжение. Она с почтением обошла башню вокруг, пока не оказалась перед дверью,

вся поверхность которой была украшена резными цветами и листьями, вьющимися вокруг

кованых петель и столь же изящной замочной скважины. И Готель снова не смогла себе отказать в

том, чтобы коснуться этой красоты руками; она провела ладонью по нескольким цветам и

удивилась, насколько гладким был узор. И еще она подумала, что единственным ключом,

способным открыть такое величие, мог быть лишь тот, что принадлежал несчастному под завалом.

А потому медленно отойдя от башни, но всё еще не сводя с неё глаз, девушка снова вернулась в

ущелье.

Несмотря на видимую тяжесть, после легкого щелчка, дверь отворилась с чуть слышным

скрипом, больше похожим на вздох забытого узника, и Готель увидела две лестницы; одна

спускалась вниз, а другая вела на этаж выше. Под тусклым светом, крошечных бойниц, редко

расположенных в стенах, она пошла наверх. На каждом новом этаже стояли какие-то вещи. На

одном мешки, на другом ящики, полки с горшками и кувшинами. Поднимаясь на каждый

следующий этаж и ступая по половым доскам, Готель снова и снова удивлялась качеству этого

строения, поскольку полы не издавали не единого скрипа, и как бы высоко она не поднималась,

каждый раз, делая следующий шаг, ей казалось, что она ступает по твердой земле. На четвертом

этаже было заметно светлее, ибо лестница, ведущая с него, заканчивалась открытой дверью, из

которой шел уверенный дневной свет.