— Зачем вы спрашиваете? Зачем? — Владимир воспарил — всё катилось по испытанному, много раз изведанному руслу: сейчас эта фря-аристократка поотнекивается, потом будет свидание, ресторан и остальное. Но до чего же она красива! До чего же красива! Он ещё сгустил печаль.
— Вы смеётесь надо мной. Разве вы не видите, что я покорён, что я очарован вами?
— А вы не забыли, что я в некотором роде замужем? — лукавства в голосе красавицы стало чуточку больше, чем нужно, но он опять не заметил игры.
— Да что мне до того? Разве это может иметь хоть какое-то значение для нас?
— Для нас? — Мария остановилась, повернулась к нему, округлила глаза как бы в изумлении.
Владимир уставил взор в эти прекрасные очи, долго смотрел, надрывно дышал, полу-шепнул после долгой паузы:
— Для нассс…
Именно так выговорил: протянув «эс» и как бы поставив многоточие.
Мария не выдержала, захохотала так, что лошадь извозчика, к которому они уже подошли, вздрогнула, повернулась к подошедшим. Засмотрелась на Владимира влажными глазами. Приятный облик человеческой особи неожиданно затронул самые сокровенные лошадиные чувства. Звали её теперь Коммуния. Она жутко завидовала своим товаркам в конюшне — Марусе и Клашке, — сохранившим прирождённые имена, тосковала по своему прежнему имени — Балбеска. Смотрела на красавца, будто ждала, что он наконец-то, прямо сейчас приведёт в порядок этот пошатнувшийся мир.
Игнатьев, приняв обиженный вид, погрузил чемоданы, повернулся к Марии, с трудом ставшей серьёзной:
— Возьмите визитку, Машенька, здесь мои телефоны на всякий случай.
— Спасибо! — Мария затолкала визитку в перчатку.
— Так как же всё-таки? Буду ли я иметь несказанное, неслыханное счастье видеть вас? — не отставал Владимир. — Смею ли надеяться? О, можете не отвечать. Простите мою дерзость, но я смею, я стану надеяться. Однако, лишь от вас одной зависит, буду ли я счастлив? Буду ли? — и на совсем уже невозможном надрыве. — Что же вы молчите? Отвечайте же: буду ли?
Извозчик, ражий мужик, удивился, тоже принялся смотреть на Владимира. Даже рот раззявил. Лошадь выпустила на тротуар тягучую нитку слюны.
— Будете, — Мария еле сдерживалась. — Будет вам счастье, обещаю. Такое, что и не снилось, — вскрикнула, превозмогая смех. — Да бегите уже, вас шеф заждался! — легко поднялась на клеёнчатое сиденье. — Шею сломаешь, борода. Поехали!
Последние слова она адресовала извозчику, который неестественным образом вывернул голову уже к Марии, не сводил с неё глаз. Команда привычно подействовала, мужик нехотя уселся прямо. Кнут хлестнул круглую лошадиную спину, животина плавно взяла с места, почти не убыстряя шаг.
— А пошла шибчей, Коммуния падла! — извозчик ещё и ещё огрел кнутом кобылу. Но та, погружённая в свои мысли, даже и не подумала что-то изменить в своём движении.
Владимир что-то кричал ещё вослед, Мария не повернулась.
КУ-КУ, ОНА ПРИЕХАЛА!
Савватий повернулся на другой бок — его будто что-то толкнуло. Не полностью прогнав ещё сон, стал соображать, что его потревожило. Сначала не сообразил. Всё, кажется, было, как обычно. Но нет! Не всё! У него не болела голова. Совсем-совсем не болела!
Он даже потрогал её руками, пообжимал со всех сторон. Точно! Боли, которая мучила его постоянно, не было. Мысли бежали быстрее обычного, и всё же он не мог понять, что его вырвало из сна. Огляделся. Шторы на окне шевелились под ветерком, залетавшим из открытой фрамуги. Виднелась крупная решётка, в её мокрых после дождя квадратах синело ослепительное небо, разгоралось в нём белёсое солнце.
Савва прищурил заслезившиеся глаза, сердце гулко стукнуло в груди, чуть не вырвалось наружу. Он понял! И обрадовался — его долгое ожидание заканчивалось.
В комнату, осторожно ступая, вошла медсестра в хрустящем белоснежном халате, неслышно приблизилась к окну. Фрамуга мягко поднялась, шторы захлопнулись, скрывая решётки, а заодно и небо с сияющим в нём солнцем.
— Она приехала! Приехала! — ликующе прокричал Савва, сел в кровати, подхватил подушку, игриво спрятал в ней лицо. — Ку-ку!
— Ох ты, Господи! — медсестра испуганно оглянулась. — Вы что же меня пугаете, Савватий Трофимович? Кто приехал?
— Она! Она приехала! — Савва выпростал голову. — Скоро будет здесь. Дашка, что же ты стоишь, как засватанная?
— Не Даша, миленький. Зина я. Не узнали?
— Зина? Ты же Даша была?
— Отродясь не была я Дашей. Как Зиной назвали, так Зина и есть.
— Ну, всё равно. Надо приготовиться, Зина. Её надо встретить, Дашка! Вдруг заблудится, не найдёт. Надо скорее встречать! Она давно в Москве не была.
— Да кто она-то? Кого встречать?
Савватия не на шутку рассердила медлительность медсестры.
— Что ж ты непонятливая такая?! А может, ты нарочно? Саботажница?! Расстреляю контру! Неси сюда мой наган! Сейчас же! Именем революции!
Спрыгнул с кровати, вытянулся во фрунт, запел, закричал, срываясь на фальцет:
— Вставай, проклятьем заклеймённый, весь мир голодных и рабов…