И больше никаких парадов

Но хотя мотивы этой жалкой твари не представляли в глазах Кристофера никакого интереса, она все равно оставалась матерью его наследника. И вот теперь повсюду носилась, разглагольствуя о собственных грехах. А каково от всего этого было мальчику? Это же надо, мать, устраивающая сцены в присутствии слуг! Этого с лихвой хватило бы для того, чтобы загубить детскую жизнь…

Отгородиться от того, что творила Сильвия, не было никакой возможности. В последние пару месяцев она забрасывала генерала письмами, поначалу довольствуясь лишь вопросами о том, где находился он, Титженс, не болел ли, не подвергался ли опасности и все в таком роде. Какое-то время старик, что весьма и весьма достойно, не говорил ему об этом ни слова. Наверное, оправдывал послания Сильвии естественной тревогой женщины за воевавшего на фронте мужа и при этом полагал, что письма Кристофера жене не содержали в себе достаточно сведений или же наводили ее на мысли о ранениях либо опасностях. Так или иначе, но ничего особо приятного в этом не было: дамам негоже досаждать высокопоставленным офицерам жизненными превратностями своих мужей. Так просто не принято делать. В то же время Сильвия поддерживала самые близкие отношения с Кэмпионом и его семьей – даже ближе, чем он сам, невзирая на то что генерал приходился ему крестным отцом. Так или иначе, но письма Сильвии приобретали все более дурной характер.

Титженсу оказалось трудно выяснить, что же именно она говорила. К нему сведения о ней поступали через Левина, который слыл слишком воспитанным человеком, дабы вообще говорить что-то напрямую… При этом он непомерно верил в честь Кристофера и смущался чар Сильвии, которая явно не жалела сил, дабы очаровать несчастного штабиста… Однако заходила слишком далеко, как в своих письмах, так и в разговорах по приезде в этот город, в который, что характерно, приехала без паспорта и без документов вообще, попросту дефилируя мимо джентльменов в дощатых караульных будках и разговаривая не с кем-либо, а с Пероуном, будто, кроме него, на белом свете не было других мужчин, который возвращался то ли с королевской почтой, то ли с другими, но отнюдь не менее ценными документами для штаба. Скорее всего, в специальном поезде. Такова уж у Сильвии была натура.

По словам Левина, Кэмпион устроил за это Пероуну разнос – самый жуткий из всех, которые вообще когда-либо выпадали на долю смертного. Бедному генералу, после неприятной истории с его предшественником раз и навсегда решившему на пушечный выстрел не подпускать к своим штабам ни одну юбку, пришлось ужас как несладко. В действительности это решение начальника вылезло боком и добавило тревог в жизни Левина, потому как генерал разрешил ему жениться на мисс де Байи только при условии, что молодая женщина после церемонии бракосочетания на первом же судне покинет Францию. Левину, разумеется, надлежало убыть вместе с ней, но возвращаться на родину ей, в отличие от него, разрешалось единственно по окончании боевых действий. Вся ее знатная родня подняла по этому поводу жуткий вой. Левину это обошлось в лишние сто пятьдесят тысяч франков, внесенных в брачный контракт. Женам офицеров в любом случае запрещалось находиться во Франции, но на тех, кто еще не вышел за них замуж, это не распространялось…

Так или иначе Кэмпион – сначала ранним утром получив от Сильвии письмо, в котором она рассказывала, что ее троюродный брат, герцог Раджли, слывший человеком мрачным и злым, выразил крайнее недовольство тем обстоятельством, что Титженс вообще оказался во Франции, а потом, около четырех дня, прочитав телеграмму из Гавра, сообщающую о ее прибытии в полночь на поезде, – отправил Кристоферу гневную записку. Тот факт, что ему придется послать встретить женщину свой автомобиль, раздражал его точно так же, как и сама мысль о ее прибытии. Однако из-за забастовки французских железнодорожников, которых никто не подумал призвать на военную службу, Сильвия опоздала. В итоге в течение пяти минут Кэмпион отправил Титженсу убийственное письмо, ничуть не сомневаясь, что тот прекрасно знал о приезде жены, а на железнодорожный вокзал в Руан – автомобиль с полковником.

По сути, генерал стал жертвой целого вороха заблуждений. Он был убежден, что Титженс, человек немалого ума, относился к Сильвии прескверно, вплоть до того, что даже украл у нее несколько лучших простыней, но при этом ничуть не сомневался, что они состояли в тайном сговоре. Человек очень умный, Кэмпион пребывал в уверенности, что Титженс тяготился незавидной должностью офицера, готовящего и отправляющего на фронт новобранцев, метя на тепленькое местечко поближе к генералу… И, по словам Левина, оттого что Кэмпион по душевной доброте приписывал Титженсу стремление заполучить работенку поблагороднее, ситуация выглядела еще хуже.