Ти— кодер что-то старательно прикидывал в уме". А я не менее старательно демонстрировал ему свое равнодушие.
— Не знаю, понимаете вы это или нет, — произнес наконец Шульгин, — но со мной ведь бесполезно вести переговоры. Меня нельзя купить, невозможно запугать. Я всего лишь программа и прекрасно это осознаю.
— Точно, — саркастически усмехнулся я. — И чувства самосохранения ты тоже лишен. Как и всякая нормальная программа.
— Ага, ага, — поспешно, слишком поспешно согласился со мной Шульгин.
С особым упорством цепляется за жизнь тот, кто постоянно твердит о своем презрении к смерти.
Не знаю, сам ли я это придумал или к месту вспомнил чье-то высказывание — нужно будет у Анса уточнить. В любом случае я ни секунды не сомневался в том, что Шульгин блефует. Может быть, я плохо разбирался в программировании, но зато хорошо понимал психологию людей, загнанных в угол. Так уж получилось, что часто мне с ними приходилось общаться. Если Шульгин и осознавал себя программой, то равно в той же мере, в какой всякий нормальный человек время от времени задумывается о бессмертной душе, которой когда-нибудь непременно придется расстаться с мертвым телом. Мы готовы верить в бессмертие духа только потому, что бренность плоти не вызывает у нас сомнения. Но при этом никто почему-то не торопится проверить силу своей веры практикой.
— Ага! — Шульгин вскинул голову, улыбнулся и радостно хлопнул в ладоши. Должно быть, придумал ход, который самому ему казался верхом хитроумия. — Давайте так, вы мне скажете, на кого работаете, и тогда я подумаю…
Бедолага не принимал в расчет того, что меня его предложение ни в коей мере не интересовало. Мне оказалось достаточно короткой беседы с Шульгиным для того, чтобы понять, парень живет в каком-то своем, придуманном или каким-то иным путем сотворенном мире и совершенно не ориентируется в окружающей его реальности. Решив провернуть какую-то аферу, кинув при этом святош и «Назаров», парочка оболтусов сама не оставила себе ни единого шанса на выживание. Это даже судьбой не назовешь — суицид чистой воды, разве что только без камня на шее.
— Послушай лучше ты меня, — перебил я Шульгина. Я говорил негромко, но достаточно убедительно для того, чтобы ти-кодер тотчас же заткнулся. Не исключено, что он сразу же забыл и о предложении, которое собирался нам сделать. — Сейчас мы с детективом Гамигином станем задавать тебе вопросы, а ты будешь на них отвечать. Честно и откровенно. И, если ответы твои нам понравятся, тогда мы подумаем, что с тобой делать. Ну, а ежели попытаешься дурить, я, как обещал, лично тебя отключу. Усек?
— Ага, ага, — с удивившей даже меня готовностью кивнул Шульгин. — Но, если говорить о перспективе…
— Для начала мы поговорим о деле.
— Идет, — еще раз кивнул Флопарь.
— С чего начнем?
— А у вас какие предложения?
Я не смог удержаться от усмешки. Парень все еще пытался хитрить, даже сидя на краю обрыва. Видно, натура у него была такая. Не иначе как именно он затеял всю эту игру, в результате которой оказался на том свете да еще и Читера за собой потянул.
— Расскажи мне о демоне, который захаживал в клуб, — предложил я.
— Демон? Да? — Шульгин бросил взгляд через плечо на Гамигина. Анс улыбнулся и сделал ему ручкой. — Ну да, захаживали к нам демоны. Контркультурой интересовались. Статейки пописывали…
Я дважды хлопнул в ладоши. Флопарь умолк.
— Не финти, парень. Меня интересует один конкретный демон, который постоянно контачил с тобой и Читером. Понял? Отвечай конкретно.
— Понял, — конкретно ответил Шульгин. — А можно мне кофе?
Аавал привстал со стула, собираясь выполнить просьбу ти-кодера, но я остановил его, чуть приподняв руку.
— Как звали демона?
Шульгин тяжко вздохнул.
— Клайс Зифул. Корреспондент адского интернет-журнала «За пределами».
Я дал Аавалу отмашку. Ангел наполнил чашку остывшим кофе и пододвинул ее ти-кодеру.
— А горячего нет? — брезгливо поморщился тот.
— Нет, — ответил я.
— Ага… Ну ладно. — Шульгин взял чашку и сделал осторожный, словно боясь обжечься, глоток. — Ничего кофе, — кивнул он ангелу.
— Что за заказ сделал тебе и Читеру демон?
Ти— кодер еще отпил из чашки.
— Да это даже и заказом не назовешь. Зифул только делал вид, будто интересуется нашими работами. Будто считает их большим искусством, — Шульгин сделал широкое вращательное движение правым плечом, как будто здоровенный штурвал крутанул, — которое пока еще не обрело своего широкого зрителя. А у самого ведь даже контактного разъема не было. Присоской он пользовался, но это ж фигня, через нее всего кайфа от транс-программы не получишь… Короче, все разговоры у нас шли «в общем», без какой-либо конкретики. В основном насчет того, как бы эдак исхитриться и двинуть наше искусство в массы. Демону лишь бы языком почесать, ну а нам что ж, приятно послушать, как хвалят. И тут появляется Шмидт.
— Вот с этого места поподробнее, — вставил я.
— О чем? — не понял Шульгин.
— О Шмидте. Кто он такой? Откуда появился?