i d260c02b7970fb61

Кейт ДиКамилло

КАК СЛОНИХА УПАЛА С НЕБА

Перевод с английского

Ольги Варшавер

Глава 1

В конце позапрошлого, то есть девятнадцатого, века на рыночной площади города Балтиза стоял мальчик. На голове у него была армейская зимняя шапка, а в руке монетка. Звали мальчика Питер Огюст Дюшен. Монета – как и шапка – принадлежала не ему, а его опекуну, старому вояке по имени Вильно Луц, который послал мальчика за рыбой и хлебом.

В тот день на рыночной площади среди обычных, ничем не примечательных лотков, где торговали рыбой, тканями, булками и серебряными украшениями, откуда ни возьмись, без фанфар и особого предупреждения появился красный шатёр.

К шатру был приколот лист бумаги, а на нём небрежно, на скорую руку, кто–то написал:

Слова дразнили и пьянили – у Питера аж дух захватило от щедрости обещанного...

Он перечитал объявление. Разжал ладонь. Взглянул на монетку: один флори.

– Нет, нельзя, – остановил он себя. – Нельзя, и всё тут. Вильно Луц спросит, куда делись деньги. И мне придётся врать, а это последнее дело. Так и воинскую честь потерять можно.

Питер положил монету в карман. Сдёрнул с головы шапку и тут же нахлобучил её снова. Отошёл на пару шагов от шатра, но затем вернулся и застыл как вкопанный, перечитывая слова.

Дерзкие, чудесные слова...

– Мне надо узнать, – сказал он себе и вынул из кармана флори. – Я хочу знать правду. И я узнаю её во что бы то ни стало. Только про деньги врать не буду, чтобы сохранить хоть половину чести.

Питер вошёл в шатёр и отдал монету гадалке.

Даже не взглянув на мальчика, она проговорила:

– Один ответ стоит один флори. Ты понял, что получишь ответ только на один вопрос?

– Понял, – произнёс Питер.

Он ступил в тусклое пятно света, проникшее в шатёр через откинутое полотняное окошко, и покорно протянул прорицательнице руку. Она стала пристально её рассматривать, двигая глазами туда–сюда, словно считывала прямо у него с ладони множество мелко написанных слов – целую книгу о Питере Огюсте Дюшене.

– Хм, – сказала она наконец и, выпустив руку мальчика, с прищуром взглянула ему в глаза: – Впрочем, что с тебя взять?

Ты же ещё ребёнок.

– Мне десять лет, – возразил Питер. Сняв с головы шапку, он вытянулся, стараясь казаться как можно выше. – И я учусь на солдата, буду верным и бесстрашным. Не важно, сколько мне лет. Вы ведь взяли флори, значит, должны ответить на мои вопрос.

– Каким–каким ты будешь? Верным и бесстрашным? – переспросила гадалка со смешком и сплюнула прямо на земляной пол. – Ну что ж, раз такое дело, спрашивай, солдатик. Верный и бесстрашный.

Питера вдруг охватил ужас, даже дыхание перехватило.

А что, если он не выдержит правды, которую хотел выяснить столько лет? Вдруг она ему на самом деле не нужна?

– Говори же, – велела гадалка. – О чём хотел спросить?

– Мои родители... – прошептал Питер.

– Это твой вопрос? Умерли они, умерли.

У Питера задрожали руки.

– Нет, у меня другой вопрос. Я знаю, что они умерли. А вы должны мне сказать что–то, чего я не знаю. Про... про...

Гадалка прищурилась:

– Ах, про неё! Про сестру? Такой у тебя вопрос? Что ж, слушай. Она жива.

Сердце Питера уцепилось за последние слова и принялось повторять их на все лады: «Жива. Жива. Она жива!»

– Нет, погодите! – Питер закрыл глаза. Сосредоточился.

– Если она жива, я должен её найти. И вопрос мой такой: как туда попасть – туда, где она?

Он ждал, не открывая глаз.

– Слониха, – произнесла гадалка.

– Кто? – Питер опешил. Он даже открыл глаза, решив, что ослышался.

– Ты должен пойти за слонихой, – объяснила гадалка. – Она тебя приведёт.

Сердце Питера, встрепенувшееся было от радости, медленно, уныло опустилось на своё законное место. Он надел шапку.

– Вы надо мной пошутить вздумали, – проворчал он. – Тут у нас никаких слонов нету.

– Верно говоришь. Нету тут сейчас слонов. Это чистая правда. Но разве ты не замечал, что правда сегодня одна, а завтра уже другая? – Гадалка вдруг подмигнула Питеру: – Погоди, сам увидишь.

Питер вышел из шатра. Небо было серое, день мрачный, но люди вокруг весело болтали и смеялись. Лоточники зычно зазывали покупателей, галдели дети, а посреди рыночной площади стоял нищий с чёрной собакой и пел песню о сером небе и мрачном дне.

И ни одного слона или слонихи в поле зрения. Только упрямое сердце Питера не желало успокаиваться. Снова и снова выстукивало оно два простых, но несбыточных слова: «Она жива, она жива, она жива». Неужели правда?

Нет, этого просто не может быть. Потому что это означает, что Вильно Луц соврал, а ведь это неблагородное, совсем недостойное дело для солдата и уж тем более для офицера, для командира, который всем и во всём пример. Значит, Вильно Луц соврать не мог. Конечно, не мог. Или мог?

– Ах, всё обман, обман на этом свете, – пел нищий. – Вокруг зима и холод ледяной. Никто за ложь не хочет быть в ответе, но истина изменчива порой...

– Уж не знаю, где тут истина, – раздумывал Питер вслух. –Но врать я не собираюсь. Я скажу Вильно Луцу, на что потратил деньги.