И дети их после них

Во время судебного процесса в качестве свидетеля был вызван старший Буали. Он отвечал на все вопросы вежливо, своим прекрасным, еле слышным хрипловатым голосом, производя впечатление человека отсталого и в то же время достойного, что очень понравилось председательнице суда. Под конец она предоставила ему возможность напрямую обратиться к Патрику, его бывшему коллеге. Может, он хочет что-то сказать, спросить о чем-то. Малек Буали ответил, что ему говорить нечего. Его пассивность походила на мудрость. Но, возможно, он просто устал.

– А вы, господин Казати? Вы хотели бы сказать что-нибудь господину Буали?

– Нет, госпожа председатель.

– Однако вы с ним знакомы.

– Да.

– Хорошо… – заключила судья, ткнув два раза шариковой ручкой в лежавшую перед ней раскрытую папку.

Каждый ушел тогда со своими претензиями и своим представлением о случившемся. При вынесении приговора это неудавшееся свидание вышло Патрику боком.

После процесса Элен Казати пришлось столкнуться и с другими унижениями. В конторе, где она отпахала двадцать пять лет кряду, руководство решило провести реорганизацию административных функций, недавно переименованных в функции поддержки. Начальник подверг ее куче тестов, чтобы убедиться в том, что она умеет делать свою работу. После чего внешний аудитор, приехавший из Нанси тип с напомаженными волосами в костюме от Теда Лапидуса, установил, что уметь-то она умеет, но не так, как хотелось бы. Так что ей пришлось отправляться на переподготовку, тащиться в Страсбург, трясясь от страха, заново учиться тому, что она и так знала. Она снова почувствовала себя ребенком, которого по-доброму журили, который нуждался в опеке, которому предстояло освоить новые технические средства в нашем развивающемся мире. В результате ее работа, как и прежде, заключалась в начислении заработной платы, то есть в заполнении множества строчек, заканчивавшихся справа внизу общим итогом. А вот вокруг все резко переменилось, было накручено много чего нового, мутного, сентенциозного, англизированного. Вскоре в офисе появилась новая дама-менеджер. С идеями, на двадцать лет младше ее, магистр делового администрирования, недавно получившая образование в Штатах. Об этом она упоминала при каждом случае и беспрестанно возмущалась по поводу бессмысленных препятствий, которые во Франции еще стояли на пути прогресса, жизненно необходимого целой цивилизации. Потому что стена в Берлине пала. И с этого момента с дальнейшим ходом истории все было ясно. Оставалось только устранить бюрократическими средствами последние трудности и организовать мирное слияние пяти миллиардов человеческих существ. А дальше – бесконечный прогресс и неминуемое поразительное единство. Элен довольно скоро поняла, что она-то и есть одна из помех, что тормозят этот исторический процесс. Что стало вскоре причиной некоторого внутреннего разлада, вылившегося в двухмесячное отсутствие на рабочем месте и курс антидепрессантов. Вернувшись на работу, она обнаружила, что в ее кабинете обосновались несколько коллег, недавно принятые в отдел маркетинга. Ей же отвели другое место – в общем офисе. Чтобы оставить у себя на столе фотографию сына и горшок с растением, она должна была отправить заказное письмо в инспекцию труда. После этого она уже почти не работала. О ней стали забывать. В закрытом на ключ ящике стола она держала коробки с печеньем, конфеты, орешки. И грызла их потихоньку. Она набрала одиннадцать кило. К счастью, у нее был хороший обмен веществ, и набранный жир распределился довольно гармонично. Кроме того, у нее обнаружились проблемы со щитовидкой, и она села на «Левотирокс». Она часто уставала, чувствовала себя подавленной, ей ничего не хотелось, ей было жарко, а коллеги не желали открывать окна, потому что в офисе работал кондиционер. По крайней мере, ей посчастливилось найти себе нового мужчину, Жана-Луи. Тот был, конечно, не семи пядей во лбу, но добрый. В очках, которые все время сползали на кончик носа. Он работал в ресторанном бизнесе, и от него постоянно пахло жареным. Но хотя бы любовью он занимался неплохо.

Антони провозился два часа, запихивая свое барахло под крышу. После такого неплохо было бы снова душ принять. Но он решил прежде закончить сборы. Время шло. Было уже почти три.

Вернувшись в комнату, он обнаружил, что все его вещи находятся в полном порядке. На кровати стопкой лежали отглаженные футболки, две рубашки, трусы-носки, чистые джинсы, новенькая косметичка. Он раскрыл ее и увидел, что там тоже всё о’кей: бритва, дезодорант, зубная паста, ватные палочки и т. д. Мать обо всем подумала. Она действовала ему на нервы. Но он был тронут.

Он взял в шкафу свою большую спортивную сумку и стал укладывать в нее вещи. Приподняв стопку футболок, он обнаружил под ней два «Сникерса». Он взял их в руку, и у него перехватило горло. На этот раз он уезжал по-настоящему. Детство кончилось.