И дети их после них

Так что в первое время он замкнулся, уединился дома, в своей квартирке на окраине города, которую снял наспех после разрыва с женой. Он решил тогда, что сначала оформит развод, а потом найдет себе что-нибудь получше. Прошло полтора года, но он все еще жил там. Целыми днями он бродил, как ломовая лошадь: ему было так же тяжело и непонятно, его переполняла та же сила, которую некуда было приложить. Время от времени, стоя перед зеркалом в ванной комнате, он стискивал обеими руками живот. Все ему было противно, все злило: дороговизна жизни, Антони, делавший глупость за глупостью, эта сучка жена и много-много чего другого. Но больше всего его мучали мысли о собственной загубленной молодости, которая прошла в сточной канаве.

Наконец он купил себе велосипед, сделав таким образом первый шаг на пути к лучшей жизни. Это был тот еще геморрой: гаража у него не было, приходилось держать машину дома, в однокомнатной квартире, и без того полной под завязку. Но теперь, по крайней мере, он выезжал на прогулку. Ехал вдоль канала, встречал других велосипедистов. Садился на парапет, смотрел, как течет вода. Это скучное занятие было для него наслаждением. А еще ему удалось, слава богу, найти себе новую работу. Тогда-то ему и пришла в голову мысль о копилке. Каждый день он клал туда две-три монеты, которые раньше уходили у него на выпивку. И вот, за десять месяцев накопилось больше пяти тысяч франков, неплохая сумма.

– Ну как? Ты уже решил? Что ты будешь делать с такой кучей денег?

– А! – проговорил Патрик, театрально махнув рукой.

Как будто остальные не знали этого.

Тыльной стороной ладони хозяин сгреб с прилавка деньги, и все пять тысяч вернулись обратно в банку из-под сливового варенья. Отяжелевший от металла сосуд он водрузил на прилавок, как башню, под носом у всей троицы.

– Так что, отметим такое событие или нет? – снова поинтересовался парикмахер, стакан которого так и оставался пустым.

– Отметим, – великодушно согласился Патрик. – Налей ему.

– Во, так-то лучше.

Потом, обернувшись к Намюру, Патрик спросил, не хочет ли и тот выпить. Намюр не отвечал. Он все еще читал. Сидевший у него на коленях маленький спаниель кинг-чарльз пристально, строчка за строчкой, следил за ним, дожидаясь, когда же хозяин перевернет последнюю страницу.

– Сделай ему тогда кир[22].

Патрон налил парикмахеру, а Патрик отнес кир Намюру. Сам он ограничился крепким черным кофе.

Летом в «Эскаль» народу было мало. Это была забегаловка для школьников с мини-футболом, двумя пинболами и бесконечной терпимостью по отношению к малолеткам, просиживавшим по три часа за чашкой кофе с сэндвичем и стаканом воды. Совсем рядом – лицей Фурье, лучшая школа города. В полдень здесь готовили сэндвичи. На барной стойке стояли автомат с орешками и таксофон. Все тут было старое, в коричневых тонах, с табуретами, цветной мозаикой на полу, большим зеркалом, комнатными растениями, кругом пластик, латунные планки и духота. А главное – никакой музыки, поскольку хозяйка страдала шумом в ушах. Ну и чистота – как в операционной. Каждый год в августе владельцы закрывали свое заведение на целый месяц и уезжали на родину, в маленькую знойную деревеньку в районе Коимбры, где отдыхали, переваривая умопомрачительные обеды и не менее выдающиеся ужины тетушки Бруны. Возвращались они оттуда помолодевшими, набравшими по пять кило каждый и почти черными. На данный момент в «Эскаль» было пусто, сквозь стекла витрин виднелись редкие машины, помещение Кассы социальной помощи напротив и то, что оставалось от «Паласа» – кинотеатра, закрытого из соображений безопасности. На стене его медленно разлагалась афиша последнего демонстрировавшегося там фильма. История дальнобойщика – чемпиона по армрестлингу с Сильвестром Сталлоне. Тишину нарушил голос Намюра. К этому все привыкли. Прислушались.

– Лев. Прилив энергии, сегодня все в ваших руках. Любовь: вас ждет приятное удивление. Семейная жизнь: умейте удивлять сами. Работа: в погоне за удачей вы можете пропустить главное.

Каждое утро, дочитав номер местной газетенки до последней страницы, он зачитывал вслух гороскоп, начиная со Льва. Это был знак его песика. Дождавшись Овна, парикмахер задал наконец вопрос, давно вертевшийся у него на языке:

– Ну и куда ты теперь отправишь свою жену, с такими деньжищами-то?

– Она мне больше не жена, – сказал Патрик.

– Это верно.

Патрик и сам себе задавал такой же вопрос. Он сказал:

– Посмотрим с девицей из бюро путешествий.

– Пяти тысяч тебе и до Сицилии хватит.

– Там видно будет.

Патрик взглянул на настенные часы, висевшие между вымпелами «Бенфики». Он встал: пора.

– Ладно, господа хорошие…

– Привет, – откликнулись патрон и парикмахер.

– До скорого.

– Хорошо потрудиться.

Патрик взял банку с деньгами и, пожелав всем хорошего дня, вышел из кафе. Копилка была тяжелая – кило пять-шесть, но в любом случае, легче мучившего его постоянного чувства вины. Уже в дверях он с удовольствием отметил, что Намюр, не ломаясь, все же выпил свой кир.