И это взойдёт

– Борис, неужели эта сережка была настолько дорогой? Ты же богатый человек… Мы богатые люди… Впредь буду аккуратнее. Может, если хорошо поискать, она еще найдется?

– Поверить не могу, что ты действительно такая дура, – вздохнул Борис. – Ты правда думаешь, что дело в украшении?

– А в чем же тогда?

– Что делает настоящая светская дама, когда теряет сережку?

– И что?

– Улыбается, непринужденно снимает вторую и продолжает беседу с того места, на котором она прервалась, – спокойно произнес он. И внезапно перешел на ор: – А не ползает на карачках, растопырив ляжки! И не жует сопли!

Он резко отодвинул тарелку с омлетом и аккуратно отхлебнул чаю.

– Ты не можешь быть той, на роль которой претендуешь. Тема твоей светской жизни закрыта.

Я подавленно молчала. Хотелось схватить вилку и выколоть ему глаз. Но я знала, что и тут как-нибудь облажаюсь и снова ничего не выйдет. Лучше и не пытаться.

– И что мне делать дальше?

Борис встал из-за стола и упругой рысьей походкой вышел из столовой. Я позвала официанта и попросила подать вино. Когда он принес бокал, я потребовала всю бутылку. Забрала ее и ушла в свою комнату.

Флора. Не пей вина, Гертруда

Вино плескалось в хрустальных мальцовских бокалах, бурлило в Марине, разливалось по столику. Похоже, я была единственным человеком, с которым Марина не опасалась как следует набраться и сболтнуть лишнего, поэтому и получила приглашение на эту суперзакрытую вечеринку, точнее говоря, на алкоутренник. После проведенных взаперти суток под присмотром охранника мне тоже очень хотелось нажраться. Особенно сильно это желание было, когда над усадьбой взвились финальные фейерверки бала и я поняла, что уникальная возможность вырваться к людям, прокричать о своем похищении и освободиться навсегда упущена. Ух, как мне в тот момент захотелось напиться до бесчувствия! Но вселенная обычно с опозданием отвечает на наши желания – вот как сейчас. Главное, что все-таки отвечает.

– Мы что-то празднуем или наоборот? – спросила я, наблюдая за тем, как Марина отмеряет одинаковые, с точностью до капли, дозы вина в два стоящих на столе бокала.

– Мы расслабляемся, – ответила она, придвигая ко мне бокал. – Вы же устали? Пашете, поливаете, сажаете… Вот и я устала. Выдохлась. Просто измочалена.

– Мне казалось, у вас офигенно спокойная жизнь, без сверхусилий.

– Многие так думают. И им стоит подумать получше. Я устала бороться за менее спокойную жизнь.

– Кажется, начинаю понимать, – усмехнулась я.

– Вот-вот, – кивнула Марина.

И тут мы обе замолчали. Потому что у каждой из нас было много что сказать другой, но произносить это наболевшее все-таки не стоило. А потом мы все-таки напились, и разговор пробился сквозь завалы страха, недоверия и лицемерия.

– Мне всегда хотелось, чтобы меня полюбил такой человек, как Борис, – произнесла Марина, вертя в руках сережку-бабочку с перламутровыми крылышками. – Я думала, вся проблема в том, что мужчин такого уровня нет в моем круге общения, я просто не имею к ним доступа. А как только такой мужчина узнает обо мне – он сразу меня оценит. И вот Борис со мной, рядом. Он даже мой муж. Но… муж, который меня не любит. Ему все время чего-то во мне не хватает. Чего-то важного для него. Это ранит, больно ранит, но я притерпелась. Ладно, решила, пусть не любит. Но пускай хотя бы даст мне возможность наслаждаться положением его жены. Чем я, в конце концов, хуже, чем эти все? – она кивнула на стопку журналов, сваленных около дивана. – Чем я от них отличаюсь? Я не дура. Могу наизусть цитировать классиков. Выгляжу на десять лет моложе… Вот вы дадите мне сорок шесть?

«Нет, не дам, – подумала я. – Тебе можно дать хороший такой, ухоженный сорокет». В этот момент даже чуть-чуть ее зауважала – за успешную войну с возрастом.

– У меня такие же платья, треклятые сумки Birkin и серьги Van Cleef и Chopard, как у этих красоток из журналов, – продолжала Марина. – И все равно я для него не та. И недостойна выйти на какой-нибудь дурацкий модный показ или премьеру. Даже в собственном доме я не хозяйка. Прогнал меня вчера с приема, а утром наорал из-за ерунды… Что ему еще надо?! Чего во мне не хватает?! Вот вы можете сказать? Чем я от них отличаюсь – от этих баб, которых мужья водят на благотворительные балы и презентации? Которым дарят собственные благотворительные фонды и бутики безделушек? Почему я не могу мчать в красном кабриолете по Лазурному Берегу, держа на коленях маленькую собачку?

– Может, вы и не отличаетесь от этих баб, – ответила я. – Но ваш муж отличается от их мужей.

Сказав это, я вдруг поняла, что на самом деле Марина не похожа на жен других богатых заказчиков, с которыми я сталкивалась прежде. Она была другой породы. И отличалась от них, как детдомовский ребенок отличается от балованной домашней девочки, даже если они одеты в одинаковые платьица и держат идентичные кульки с конфетами.

Понятно, что ничего такого я Марине не сказала. И продолжила свой утешительный монолог.