И это взойдёт

«Каждый, кто вошел сегодня в эти ворота, – избранный. В каждом из вас сосредоточена огромная сила. И выдающиеся знания. Не забывайте, ради чего эта энергия вам дана и кто был вашим проводником на пути открытия Силы. И пусть каждый из вас помнит о данных им обетах. Помните о них ради тех, кого вы любите. Ради той идеи, которая вас вдохновляет. И да пребудут с нами сила и великое знание».

Поленов поднял свой бокал высоко – как факел. В хрустале преломился последний солнечный луч. И тут спустились сумерки, пахнущие ароматом влажной скошенной травы. Борис Максимович растворился среди толпы гостей, которая мгновенно стала похожа на хоровод плотных теней.

Гости стояли пораженные и даже немного оглушенные, но когда Поленов замолк, лишь на пару секунд воцарилась пауза, а потом раздались оглушительные аплодисменты, которые перешли в скандирование «Школ-ко-во», «Школ-ко-во», «По-ле-нов», «Рос-си-я», «Рос-си-я». И «Ура-а-а-а!» А потом все бросились неистово расхватывать бокалы и чокаться. Кажется, я даже расслышал «крымнаш». Я тоже взял пару шотов и опрокинул их подряд, друг за другом.

Никогда не верил в силу ораторского искусства и в то, что какие-то слова могут что-то менять в реальной жизни. Я аплодировал стоя, когда в «Игре престолов» Теон Грейджой толкал речь в духе «сразимся так, чтобы все девки потом, давая другим, вспоминали только нас», а его вояки, которые должны были воодушевиться, тут же оглушили его и продали в плен Рамси Болтону. Ха-ха-ха. Но сейчас я ощутил себя героем другого, идеалистического фильма. Героем, который услышал ту самую речь – не Теона Грейджоя, – пробившуюся сквозь скорлупу цинизма. Кажется, на этот раз меня снимали с дрона, и камера летела довольно высоко: одинокий герой в многолюдной толпе, прислушивающийся к внутреннему голосу.

Мне стало стыдно за все, что мы затеяли с Вадимом. Я раскис. К счастью, Вадим оказался не таким впечатлительным нубом, как я, и ехидно проехался по речи Поленова в стиле «зассать и заморозить», напрочь сбивая пафос его слов. Я слушал и соглашался. Конечно, он прав и говорит здравые вещи. Но одновременно я продолжал видеть и слышать Поленова и ощущать, что и его постулаты верны. Я догадался, что напился. И что мне нужно на какое-то время скрыться от всех, чтобы примирить эти голоса у себя в голове. Отступить в тишину и безлюдье. Я отделился от толпы и пошел в парк по освещенной луной дорожке.

Парк был темным, таинственным и настоящим. Он окутывал туманной сыростью, запахами ночи, шорохами, свежестью. Шагая по вымощенной тропинке, я уперся в тупиковую площадку, окруженную цветами. Среди клумбы независимо и инопланетно мерцали озаряемые лунным светом камни. Одни полупрозрачные, похожие на сахарный лед. Другие блестящие, карамельно-глянцевые, будто увеличенная раз в сто конфета «Меллер». Третьи – розовые, похожие на куски свежеразделанного мяса. Еще один камень, на вид рассыпчатый, как халва, менял цвет от молочного до василькового. Возникло странное чувство, как будто я уже был однажды в этом саду, хотя могу поклясться, что в усадьбе Поленова оказался впервые. Жутко. Как будто кто-то подсмотрел мой сон.

Если это сон или кино, подумал я, сейчас самое время встретиться с монстром, маньяком или привидением. И тут за спиной послышались шорох и шаги. Кто-то приближался. Но я не услышал тревожной закадровой музыки. Сцена звучала и выглядела обыденно, даже немного скучно. Видимо, кино про меня – не триллер. Я обернулся и узнал Поленова.

– Вам нравится сериал «Обмани меня»? – спросил он, и голос прозвучал расслабленно, даже по-приятельски.

– Да, Тим Рот великолепен, – оживился я, удивленный тем, что Борис Максимович заговорил на столь неформальную тему. Он сегодня был в ударе.

– Это он натолкнул вас на мысль создать алгоритм распознавания жестов?

– Нет. Нет-нет! – я замотал головой, меня бесили эти – увы, частые – подозрения, граничащие с обвинением в плагиате. – Когда фильм начался, я за голову схватился: мне казалось, что сейчас сотни команд по всему миру станут делать то же самое, о чем мы с Вадимом давно всерьез задумались.

– Вы же верно спрогнозировали, конкурентов оказалось много? Сколько команд занялись тем же? – прочитал мои мысли Поленов.

– Я знаю полтора десятка стартапов в этой области, – ответил я. Тема разговора все-таки оказалась не очень-то приятной, однако я уже привык отбиваться от обвинений во вторичности. – Но такого алгоритма, как у нас, нет ни у кого из них. Наша разработка уделала Google на международных соревнованиях.

Мне показалось, что я догадываюсь, куда клонит Поленов: видимо, сейчас расскажет про наших менее удачливых конкурентов – бедных стартаперов, которым не удалось создать такую крутую программу, потому что их не поддержало мощное «Школково» и у них не было возможности сосредоточиться на продукте, а вместо этого они бегали и искали деньги. И что мы должны быть благодарны Технопарку и ему лично за то, что нам удалось воплотить свои фантазии. Словом, душить меня чувством долга и благодарности. Но я ошибся. Поленов резко повернул разговор на другую тему: