И это взойдёт

– Все этого хотят, нормальные люди ценят стабильность, – кивнул БМ.

– Я думала, что люди хотят разнообразия, движения и перемен. Неповторимая игра со временем и миром – в этом и есть жизнь.

– Опасное заблуждение, – лениво и будто бы не мне проронил он.

– Как скажете. Дайте приказ – и в саду ничего не будет меняться. Хотите, цветы перестанут цвести, чтобы не раздражать вас видом перемен? Лично сорву все бутоны, прежде чем они успеют раскрыться.

Я подошла к стоящему на окне горшку с комнатной розой и принялась медленно обрывать мелкие цветочные головки. Он схватил меня за руку, тянувшуюся к очередному бутону. Свободной рукой я швырнула в него сорванными головками цветов, но получилось робко, слабенько – не швырнула, а осыпала. БМ перехватил мою вторую руку – теперь они обе оказались словно связаны у меня за спиной. У него же одна рука осталась свободна – ею он взял мой подбородок и потянул его вверх.

Это был самый бесстрастный, но одновременно самый чувственный секс в моей жизни. Невозможное спокойствие, смирение. В каждом движении сквозила какая-то сладкая обреченность, тонкая боль, смешанная с извращенным наслаждением.

После я лежала на животе, положив щеку на руки, и разглядывала БМ. Он опирался на локоть, полулежа на боку, и водил пальцем по моей коже, вырисовывая узор. Кажется, это была его подпись – я явственно ощущала Б, М и П.

С тех пор он стал приходить ко мне постоянно, а я продолжила перекладывать в саду дорожки-деки. Его это больше не тревожило. В цветочном дневнике вырос гелиотроп: «отдаюсь в твою власть».

Поленов. В поисках вариантов

В последние месяцы ему было страшно ложиться спать. Ворочаясь на просторной кровати в сгущающейся темноте, он видел смутные тени: они возникали в огромном зеркале, просачивались в щель под дверью, влетали в открытое окно и сочились сквозняком над кроватью. Ему хотелось, чтобы рядом был кто-то живой. Однажды он даже пошел к комнате Марины и почти готов был позвать ее к себе. Не в постель, конечно. Просто посидеть в кресле рядом, пока он заснет. Он шел по коридору, комната за комнатой, и чем ближе подходил к спальне жены, тем жутче ему становилось. Казалось, что тени расползаются как раз оттуда – от Марины. Он развернулся и торопливо пошагал назад, свистом позвал собаку, спавшую на лежанке на первом этаже, та прибежала радостная, цокая когтями по паркету. Он похлопал по кровати, приглашая ее лечь в ноги. Собака недоверчиво поставила одну лапу. Выждала и запрыгнула на кровать. На следующий вечер он позвал псину снова.

Чудо было в том, что после того странного вечера, который Поленов провел с Флорой, тени перестали его мучить. Они просто не явились. Он даже не сразу понял, что случилось. Проснувшись на следующее утро небывало выспавшимся, энергичным и радостным, поразился тому, что все выглядело свежим и ярким, словно умытым или только что созданным. Он не мог вспомнить, как засыпал накануне вечером. Неужели просто лег и сразу уснул, без этого пристального всматривания в темноту и ее оттенки, без вслушивания в тревожные шорохи и скрипы? Следующим вечером, проваливаясь в дремоту, он ощутил: воздух в спальне был совершенно чистым, безо всякого потустороннего присутствия. Как будто комнату впервые по-настоящему проветрили.

Поленов, конечно, не верил в мистику. Но силу целебных трав не отрицал. Видимо, дело в чае, которым угостила его Флора. Или в этих букетах, расставленных у нее в комнате. Если раньше Поленова изводили сомнения и легкое раскаяние за запертую в усадьбе садовницу, то теперь эти угрызения покинули его. Очевидно, так все и должно было сложиться. В этом и был промысел, великолепная задумка кого-то свыше. Вся причудливая игра обстоятельств была выстроена так специально: садовница должна жить здесь, потому что она нужна Поленову. Что-то же должно было принести ему облегчение, стать избавлением. И если выписанное докторами снотворное не помогало, вызывая сухость во рту и мутное, будто похмельное пробуждение, он сам нашел для себя спасение, как больные животные интуитивно находят в лесу траву, которая их исцелит. Так и он – сам обнаружил свое лекарство.

Поленов был очень доволен собой. Ему нравилось это чувство, когда интуитивное, почти случайно принятое им решение вдруг оказывалось гораздо мудрее, глубже и правильнее, чем он мог поначалу предполагать. В эти моменты он чувствовал себя так, будто выиграл в лотерею. Или как будто сама жизнь вдруг дала ему понять, что он, Поленов, знает о существовании в этом мире что-то такое, о чем другим людям неизвестно, и это знание им недоступно. А вот Поленову в знак особого расположения судьба приоткрывает свои тайные замыслы и скрытые мотивы. Это наполняло его уверенностью и решимостью действовать. Появлялся кураж.

В таком приподнятом настроении Борис Максимович и открыл совещание, посвященное недавно возникшей проблеме: бегству резидентов из Технопарка – оттоку отборных мозгов, выпестованных на государственных грантах.

– Пакуют чемоданы? – уточил Поленов у своего зама, не сомневаясь в ответе.