И это взойдёт

Он тяжело вздохнул, посмотрел на свои ногти, закинул ногу на ногу, подтянул носок. Мучил меня паузой.

– Значит, родишь, – наконец с обреченностью в голосе произнес БМ.

– Там? В большом мире? За забором?

– Тут.

– Я не могу тут, я умру в родах, если меня не отвезут в больницу.

– Не паникуй. Никто не даст тебе умереть. Выноси сначала.

– И что потом?

– Роди, потом разберемся, – уклончиво ответил он. – Отсвечивай поменьше. Старайся не попадаться на глаза гостям. И да, спи, отдыхай, хорошо питайся, береги себя, – как будто вдруг опомнившись и уже более сердечно закончил он.

У меня с души как будто уехал товарняк. Стало невероятно легко и празднично. Как я могла тревожиться и сомневаться, что он отнесется к новости о моей беременности без радости? Ведь это же он – «обожекакой» мужчина. Все будет хорошо.

А второй вопрос, мучивший меня… О нем надо просто забыть. Напридумывала себе ужасов с этой могилой. Ну конечно там старая собака. Надо перестать вспоминать о ней. Хотя, кажется, перестать про нее думать значило для меня перестать думать вообще. И я прекратила эту возню в голове, которая притворялась мыслями. Дни потекли спокойные и сонные.

Подчиняться, благоговеть, принимать, благодарить. На все отвечать «да» и никогда «нет». В этом заключались теперь мои главные добродетели. Мне казалось, что я уже разучилась за это время думать самостоятельно и тем более принимать решения.

В какой-то момент поймала себя на том, что даже моя речь потеряла энергию и решительность. Точнее говоря, не я, а меня на этом поймали. Раньше, когда работники задавали вопросы, я отвечала абсолютно уверенно и однозначно.

– Не пора ли сделать то-то?

– Приступите в понедельник! – отвечала я.

Когда же на днях мы встретились в парке с двумя помощниками, чтобы составить расписание работ на ближайшее время, я начала мямлить:

– Наверное, нужно очистить сучья от отмершей коры и мха. Было бы неплохо купить снежную пушку для розария и экзотов. Может, пора уже высеивать однолетники под зиму?..

Парни начали с ухмылочками переглядываться. И тут один, нагловатый, жмурясь осеннему солнышку, спросил:

– А что, снег-то сегодня идет?

Я растерянно посмотрела на золотистый свет, янтарную листву, втянула ноздрями воздух, в котором еще не было даже запаха холода, и растерянно покачала головой:

– Снег? Наверное, мог бы и пойти.

И тут эти двое начали безудержно ржать. Так молодо и заливисто, что даже меня пробрало – я тоже рассмеялась. К счастью, у меня еще хватало мыслительного аппарата, чтобы понять причину этого смеха.

Марина. Пропавшие козыри

Я пила уже пару месяцев. Каждое утро просыпалась около пяти, дрожа от липкого, тревожного, похмельного озноба. Все тело колотило, будто я спала на льду, даже если лежала под одеялом в шерстяной кофте, а в комнате вовсю жарили батареи. Я пробуждалась от холода, нервной трясучки и огромного, затапливающего комнату отчаяния. Если бы были силы встать, могла бы повеситься в одно из таких утр – такое это было мерзкое, паническое пробуждение. Я лезла рукой под кровать, нащупывала бутылку, делала глоток спиртного и ждала, когда сон заберет меня снова. Второй раз просыпалась поздно, когда сентябрьский утренний туман успевал развеяться и за окном появлялось солнце. Зеркало отражало опухшее, моментально постаревшее лицо с красными глазами и набухшими веками. Но мне почти не было стыдно… И вот почему…

«Люди, умирающие на глазах у других людей, всегда умирают мужественно», – говорил Вольтер. Но вот о чем он не говорил: свидетель необходим не только для того, чтобы умереть, но и для того, чтобы жить достойно. Сложно сохранять достоинство и не опускаться, когда ты понимаешь, что не будет никаких наблюдателей твоего падения и разложения. Нет аудитории. Наверное, я бы так и не вышла из запоя, если бы однажды не поймала на себе полный брезгливости и презрения взгляд Флоры. И вдруг меня пронзило – наблюдатель есть! Вот же она, свидетельница моей жизни (а также моего умирания). Я не в вакууме – я у нее на глазах. Взгляд Флоры был полон превосходства. Как будто она одна тут настоящий Человек и Женщина, у которой есть Воля и Самоуважение.

Негодование, стыд и злость зашипели во мне, как таблетка аспирина, которую Флора уронила в стакан с водой. Она протянула мне лекарство и стала раздвигать шторы. Я выпила залпом.

Как во сне, я бродила по комнатам, собирая спрятанные бутылки. Торопилась, чтобы успеть выгрести все, пока во мне еще сохранялся этот порыв – завязать. Сделать все быстро, пока не передумала. Оставаться трезвой. Избежать соблазна прямо сейчас, а потом будь что будет. Вылила все их содержимое в раковину. Раковина стала бордово-сизой.

Как пережила вечер того дня, лучше не вспоминать. Я сожалела о вылитом. Крутилась около раковины, надеясь, что что-то случайно сохранилось. По второму и третьему разу проверяла тайники… Но нет, ничего не осталось.