И Гарри Поттера в придачу!

— Проклят ты и дети твои! Кровь на тебе и смерть! Мор! Глад и ужас! Лишь в святой обители сможешь укрыться, отмаливая грехи своих предков! Прими постриг, грязная тварь, или я буду терзать тебя каждую ночь, а однажды вырву твое сердце! Будь ты проклят!!!

Неизвестный с мечом наперевес снова и снова пытался атаковать меня. От него уже шарахались больше, чем от меня. Он заорал и чуть не затоптал испуганного Тюдора.

— Кровь на тебе! — выдала я напоследок и дьявольски захохотала.

Граф Ричмонд заверещал и закрыл лицо руками. По его пальцам стекала кровь. В зале вылетели все окна.

А я, повторив дьявольский хохот напоследок, вернулась домой.

— Жестоко! — сказала Грейнджер.

— Зато куча народа останется в живых! — парировала я. — В том числе и принцы из Тауэра! И эта подлая тварь не примется убивать и грабить, объявив днем своего восшествия на престол день за сутки до Босуорта. Пусть молится, глядишь и канонизируют. Гнилые отростки следует отсекать.

Грейнджер явно что-то хотела возразить, но промолчала. А я и так знаю, но мой сын на престол точно претендовать не будет.

— Маячок зацепился? — спросил Снейп, которого проблемы морали не интересовали.

— Да, — ответил Люциус, — он сможет спать только на территории церкви или монастыря. Снимется постригом.

— Это было круто! — сказал мне Гарри.

Я сняла с головы парик и начала стирать грим, Пэнси мне помогала.

— А кто все время кидался на Барбару? — спросила Нарцисса.

— Думаю, что это Джаспер Тюдор, — ответил Люциус, — дядя Генри. Человек, безусловно, храбрый, но для нас опасный. Именно он вывез Генри из Англии. Теперь не сможет.

— Мы активно вступили в игру, — проговорил Лавгуд, — надо бы узнать, не начнется ли на нас охота.

Луна и Гермиона убирали следы проведенного ритуала. Шелтона на всякий случай напоили зельем сна без сновидений. Такое зрелище нашему другу было совершенно ни к чему.

А мне было интересно, придет ли черт.

Не пришел… Хм…

Слухи до нашей глухомани доходили медленно, сильно видоизменяясь по дороге. Похоже, что проклятье на головы Ланкастеров связали с Тюдорами. Король не успел ничего сказать, да и неизвестно, сказал ли он в реале Ричмонду, что все станет его, или это было выдумано придворными историками Тюдоров. Но большинство присутствующих при «пророчестве» решили, что Джаспер Тюдор решил подвинуть Эдварда Ланкастерского, сына короля, которого все с нетерпением ждали из Франции. Это вызвало справедливое возмущение. Эдварда не без основания считали красавцем и блестящим рыцарем, ему пророчили блестящее будущее, а тут это недоразумение из валлийской глухомани.

Валлийцы предсказуемо обиделись.

Король вел себя еще более странно, чем обычно, а несчастного Генри пришлось отправить в ближайшее аббатство. К нему спешно прибыла мать, но он ее не слушал.

— Маячок не снимут? — спросила я.

— Нет, — сказал Люциус, — это разработка XX века. И я его чувствую, он на месте.

Наконец пришли известия о высадке армии Йорков. Меня потряхивало. Не натворили ли мы дел?

Барнет… Нет, все шло по сценарию. К тому же, я сильно подозреваю, что в унисон с нами колдовала Жакетта, теща короля Эдварда. Ведь именно ее чарам приписывали знаменитый туман, из-за которого в этом сражении противостоящие стороны еле-еле смогли найти друг друга.

Но тут ничего не изменилось: Уорик погиб, короля Генри, бродящего по полю сражения, поймали.

Тьюксбери…

Войска Эдварда Ланкастерского и королевы Маргариты разбиты, Эдвард погиб, королева с невесткой в плену. Братья Йорки вернули себе страну.

А Генри Ричмонда вывезти из страны не удалось.

Когда дядя попробовал вытащить его из аббатства, тот плакал, кричал и отбивался с неожиданной силой. Аббат был на его стороне. В конце концов, монахи отбили подростка и вытолкали Джаспера Тюдора с его людьми вон.

Но об этом мы узнали позже, пока же нас больше волновали события, происходящие в непосредственной близости.

Не успели до наших болот и холмов дойти новости о триумфальном возвращении Эдварда IV, как местные разборки активизировались со страшной силой. Большинство дружно стали убежденными йоркистами. А тем, кто слишком явно заявил о себе, как о стороннике Ланкастеров, пришлось несладко. Кое-кто вспомнил и том, что мой сын — крестник Уорика.

— Желающих с тобой расправиться немного, — сказал Снейп, — большинство помнят о том, что ты лечишь людей и в политику никогда не лезла, но есть желающие пограбить. О том, что денежки у нас водятся, все знают. Да и на луга кое-кто из соседей глаз положил. Может быть, стоит сказать, от кого у тебя ребенок?

Дика мы пока никому не показывали. Он все-таки был очень мал — всего-то три года. Но сходство с Ричардом Глостером было просто невероятным. К тому же он точно так же хмурился, улыбался. Как будто постоянно видел отца и повторял за ним.

— Нет, — сказала я, — не надо, прошу тебя, Саймон, молчи. Отобьемся, если что. Слухи ни к чему, как бы хуже не стало.

— И как долго ты собираешься скрывать ребенка? — хмыкнул Снейп. — Вылезет шило из мешка, не сомневайся.

— Не сомневаюсь, — ответила я, — но пусть это произойдет как можно позже. Не трогай ребенка!