И хочется и колется

Ему тоже важные слова даются без труда и фальши. Как они так умеют? Что Костик, что Гена?

– Мам, пгичеши меня, – просит ребёнок, и я провожу щёткой по его густым волосам.

Геннадий

Джина встретила нас в кровати. Гигантских размеров сексодром, застеленный белоснежным атласом, что переливался и вышибал слезу. Огромная подушка, на которой возлежала бабуля, выглядела величественно. И тем контрастнее на ней смотрелась сама Джина: седые кудельки тщательно уложены, заострённое личико кулачком. Жалкая морщинистая шейка, как у ощипанного цыплёнка и сухонькие руки поверх атласного же небесно-голубого одеяла.

Я невольно заслонил спиной ребёнка. Как бы Костик не испугался.

– Приехали? – спросила Джина слабым голосом. Что-то она прям на глазах рассыпалась. В аэропорту и то выглядела получше, хотя я тогда думал иначе. А сейчас совсем помирает.

Качок стоял у изголовья в позе «я зачитаю ваши права. Вы имеете право на адвоката». По другую сторону кровати на стуле скромно сидела толстая Лолита в белоснежном фартуке поверх скромного синего платья. Ей только чепца не хватало – и вылитая монахиня Ордена спиц и крючков.

Глаза у Джины прикрыты морщинистыми веками, и пока не понять, как она воспринимает действительность. Я сильно сомневался в её адекватности.

– Познакомься, Джина, это Лиля, моя жена, которую ты видела только на фотографиях.

Старуха приоткрывает один глаз. Выглядит это и жутко, и смешно одновременно, но мне пока не до смеха. У меня за спиной четырёхлетний пацан. И привезти его сюда я уже считаю идиотской затеей.

– Иди ко мне, моя дорогая, – протягивает худые руки к Лиле бабуля.

Лилька молодец. Не дрогнула. Шагнула навстречу.

– Здравствуйте, Евгения Степановна, – поприветствовала и поцеловала старуху в бледную щёку.

– Имя моё помнишь! – умилилась Джина и всхлипнула. – Но зови меня, как все: просто Джина и на «ты», моя девочка.

Она вцепилась в Лильку и обняла, притянула к себе и расцеловала в обе щёки.

– Садись, моя дорогая, – похлопала она по одеялу, и Лилька не посмела ослушаться, примостилась в ногах. Впрочем, там бы рота солдат с успехом расположилась при желании. – А кто там за тобой прячется, Гена? – спросила Джина дребезжащим голосом.

Я поколебался.

– А это Костя. Сын. Сюрприз, – выдавил я из себя. Будь у меня возможность, я бы себе по лбу ладонью настучал. Тупее ситуации не придумаешь. И то, что я сейчас сказал – тоже из разряда «почувствуй себя косноязычной задницей».

– Чей сын? – распахнула глаза бабуля. Вию в фильме веки не так страшно поднимали, как это сделала она без чьей-либо помощи.

– Наш, – скрипнул я зубами. – Мой и Лили.

Джина вытянула шею.

– Ну же, поздоровайся со мной, молодой человек, – приказала она. И голос у неё окреп. На меня пахнуло такой властной волной, что чуть ветром не снесло.

У Костика, видимо, нервы покрепче. Вышел из-за моей спины и к бабуле – прямиком.

– Здгаствуй, бабушка, – улыбнулся застенчиво и бабкину руку поцеловал, гад. Вот взял, голову склонил, руку её обеими ладонями ухватил и губами – чмок!

– Ах, ты мой золотой, – обрадованно прослезилась Джина и ласково потрепала Котю по рыжим волосам. – Иди ко мне, моё солнышко ясное!

Бабку пёрло, будто она веселящего газа хлебнула. Она его и целовала, и по щекам гладила, словно наглядеться не могла. А я дух перевёл. Может, она не совсем в адеквате, но рыжий Костик её абсолютно не смутил.

– Геннадий! – рявкнул божий одуванчик так, что я невольно выпрямился. – Ты ничего объяснить не хочешь?

Ну, да. Закономерный вопрос. И три пары глаз на меня смотрят. Лилька с затаённым злорадством – вон, на губах почти улыбка гуляет. Костик – всё ещё улыбаясь – видимо, бабуля ему по душе пришлась, а Джина – холодно, аж захотелось шубу на плечи накинуть, как бояре в давние времена делали.

– Конечно же, я всё объясню, – покорно склоняю голову и тоже прячу усмешку. Да, дорогая моя жена, не только же тебе сидеть и ждать, как я выкручусь. А я выкручусь, будь спокойна. У меня всё продумано!

30. Аудиенция с баталией

Лилия

Честно: я дух перевела. Котя ничего не унаследовал и от бабки Севериной. Ну, не то, чтобы я хотела Крокодила за нос водить. Но как бы помучить желание появлялось. Он как бы особо не интересовался, а его ли это сын, и я не понятно чего выжидала. Но заявить сейчас об очевидном язык у меня не повернулся. Пусть уже откатает свой договор, и разбежимся кто куда.

Судя по всему, бабка доживала последние дни. Слишком худая и немощная. Похожая на высохшую мумию. И не рыжая. Глаза у неё карие, как у Костика. Но, кроме цвета, сказать что-то определённо – проблематично. Но это и к лучшему.

Бабка приняла нас с распростёртыми. И Котю тоже, что натолкнуло меня на мысль: она знала о его существовании. Хотя изумлялась она искренне. Может, и не знала. Но не спросишь же.

В какой-то момент умирающая бабка-лебедь показала вдруг воистину звериные клыки и призвала Крокодильчика к ответу.