– Конечно же, я всё объясню, – о его невозмутимость можно ноги вытирать – сделает вид, что не заметил. И очень интересно становится послушать, что же он сейчас будет лить в бабкины уши. – Костик, сходи с дядей Джоном, он тебе соку нальёт, квартиру покажет, – гладит любовно Генка сына по голове.
Дядя Джон – эдакий мускулистый бройлер с чеканными чертами лица по-русски понимает. Бросает вопросительный взгляд на бабульку. Та повелительно машет рукой. И этот мистер Джоник, улыбаясь, протягивает Костику руку.
Костик – весьма общительная и контактная личность. А ещё любопытный, ему лишь бы нос совать, куда не просят.
– Пап, мам, не ссогьтесь, – выдаёт этот юный артист и скрывается за дверью. Я слышу, как он заваливает бройлерного Джоника вопросами. Иностранцу придётся туго. Но «иностранец» неожиданно чисто отвечает ему на русском языке. Красивенный бархатный голос.
Пока я прислушивалась, пропустила момент, когда Кроко подошёл ко мне и обнял за плечи. Я чуть было не дёрнулась, но вовремя вспомнила о его просьбе. Ну, да. Мы ж влюблённые в друг друга до беспамятства. Было бы странно, если б я от него шарахалась.
– Ну, во-первых, ты никогда не спрашивала о детях, – мягко отчитывает Джину этот дикий гроза крокодильих угодий. – Я думал, тебе неинтересно.
Бабка таращится на Крокодила так, что выражение «глаза из орбит» – это, наверное, как раз тот самый случай. Она видать от его наглости онемела. Но оправдание так себе. На двоечку с плюсом, где плюс – награда за смелость, но отнюдь не за правильный ответ.
– А во-вторых, Лиля у нас очень суеверная. Ребёнок дался ей непросто. Поначалу мы от всех скрывали, а позже она решила, что так будет лучше. Лиля принципиально не фотографирует Костика. У нас нет ни одной его фотографии.
Я?! Это я суеверная?!
Кроколильи наглые пальцы слегка нажимают мне на плечи, а я опускаю глаза, чтобы они у меня из орбит, как у Джины, не полезли. Выкрутился, чёрт. Ни одной фотографии! Вот же он сволочь. Перестраховал себя по всем фронтам, а я сижу тут, дурочка из переулочка – суеверная мать-кенгуриха с сумкой на пузе, куда я Костика от всех прячу.
– Помнишь, я долго тебе фото не высылал, а ты спрашивала? Вот это как раз был период, когда мы были беременны.
Мы! Я одна билась, а теперь вдруг «мы»? Ну, Крокодил, погоди! Мы ещё домой доберёмся. Я тебе всё вспомню!
– Ну… как-то это чересчур, – закашлялась бабка. – Почему, Лилиан?
Я вздрогнула. Будь неладен этот контракт и изворотливый наглый Крокодилище, что спихнул всю вину на меня. А я ещё предвкушала, как он выкрутится. Теперь выкручиваться придётся мне. Не подводить же своего мужа? Да и бабке зачем нервничать лишний раз?
– Простите, что так получилось, – сокрушённо вздохнула я и подумала, что у нас вся семья артистов. Костику было в кого пойти. – Не ругайте Гену, он делал лишь то, о чём я его попросила.
– И если бы я не приехала, то никогда не узнала бы, что стала прабабкой?
Джина переводит взгляд с меня на Генку, и мне становится её жаль. Она потрясена. До слёз. Нет, ничего она о Костике не знала.
– Ну, я себе что-то вроде зарока дала, – сочиняла я на ходу. – Пока Косте не исполнится семь лет. А потом уж…
– Мама, кстати, тоже о внуке не знает, – ввернул Крокодил.
– Да какое мне дело до твоей мамы? – отмахнулась раздражённо рукой Джина. Как-то она растеряла всю умирательность. Голос окреп. Движения стали чёткими. Вот что стресс животворящий с бабками-доходягами делает! – У твоей мамы ещё полжизни впереди, а я могла и могу не дожить, пока моему солнышку семь лет исполнится! Какая я молодец, что собралась умирать на родине! А то бы так и преставилась, не зная, что после меня остался след на земле!
Меня так и подмывало сказать, что это МОЙ след, и она к нему отношение имеет второстепенное. Свой след Джина оставила, когда сына родила. А всё, что появилось после, как бы уже хвост от её следа.
– А что ж вы его сегодня привели? – не унималась бабка. – Бояться перестали?
– Ну, как бы подумали то же, что и ты, – Генкины руки уже поглаживают меня по плечам. Я на такое не подписывалась!
– Что я сдохну, так и не узнав, что у меня правнук родился пять лет назад?
Джина сверкает глазами, как киборг. Ещё немного – и посыплются искры, дым повалит от короткого замыкания. Она делает несколько резких вдохов-выдохов, а затем успокаивается, расслабляется.
– В общем, пока я жива, пока сердце моё бьётся, – переходит она на «умирающий» голос, – желаю видеться с внуком ежедневно.
– Немного проблематично, – пытается отвоевать «территорию» Север, – мы работаем, а Костик ходит в детский сад. Ребёнку нужно развиваться, а там – лучшие педагоги дошкольного воспитания.
– Вот и пусть развивается до обеда. А потом – ко мне.
Она, видимо, не понимает, что это и есть «проблематично», но я нежно поглаживаю Генку по ладони, что так и лежит у меня на плече. Не время спорить. Я сейчас жутко хочу выбраться из этого логова-капкана и выдохнуть.