И хочется и колется

– Не обещаем, но подумаем, что можно сделать, – улыбаюсь я Джине и ловлю её замораживающий взгляд. Очень быстро она перестала меня любить. Как жаль. А я-то думала, что нравлюсь великому спонсору безоговорочно. Оказывается, уже не так сильно. Но я её понимаю: Котенька мой кому хочешь в сердце влезет и назад не вылезет. А то, что он для неё важнее – к бабке-гадалке не ходи.

– Ладно, – откидывается она на подушку, – идите, – машет повелительно рукой на выход, – утомили.

Она снова умирает, и не понять качелей в её настроении, но я наконец-то поднимаюсь, не сопротивляюсь, когда Крокодил меня под руку берёт.

– До встречи, Джина, – прощается он перед тем, как выйти.

– До свидания, – бормочу я спохватившись.

В коридоре ловлю восторженного Костика. Интересно, что он тут увидел, что так сияет? Бройлер стоит сзади.

– Пойдём домой, – целую я его в щёку.

– Сейчас, мам, – вырывается сын, – бабушка со мной попгощаться хочет!

И они с Бройлером спешат туда, откуда мы только что вышли.

– Надеюсь, она там не помрёт у ребёнка на глазах, – задумчиво произносит Генка. – А то её «попрощаться» может означать что угодно.

Как ни странно, я с ним сейчас согласна. От такой спонсорши можно ждать чего угодно! И что-то подсказывает мне: плакали наши денежки. Она лучше их на благотворительность отдаст, чем оставит нам после того, как мы от неё Котю «утаили».

31. Кайся и молись

Геннадий

В машине мы молчали, будто поругались навек. Нас накрыло агрессивная тишина, когда каждый хочет что-то сказать, но пока нельзя: рядом – ребёнок, и при нём ругаться или просто выплёскивать раздражение – последнее дело.

Зато Костик трещал за всех. Ему дядя Ваня во-о-т такой апельсин дал и показал, как свет по хлопку включается, а ещё бабушка сказала, что завтра его ждёт сюрприз.

Меня жутко бесил «дядя Ваня». Радость от фруктов выводила из себя. Можно подумать, Котя никогда не видел этих дурацких апельсинов. Хотя, возможно, и не так часто, как хотелось. У Лильки лицо расстроенное, и поэтому хочется заехать в первый попавшийся супермаркет и смести оттуда всё, что не приколочено.

Я представляю, какие выводы сделал «дядя Ваня». Что я конченный жмот, лишающий ребёнка простых радостей. Но это я как-нибудь переживу, а на Лильку смотреть – сердце кровью обливается.

– Мам, ты чего? – наконец-то заметил её напряжение и сын. – Ты бабушки испугалась? Она же хорошая!

Господи, какой наивный чистый ребёнок. Бабка хорошая. Да она нас размазать по стенке готова была. Я такие стержни чувствую пятым шейным позвонком. Милая старушка, что улыбалась мне с экрана, дула в уши по телефону, на самом деле – властная манипуляторша, которая всегда добивается своего. А если что-то идёт не по её плану, шагает по трупам. И то, что она умирает, никакой роли не играет. Такие и из могил умеют доставать.

– Конечно, хорошая, – треплет сына по волосам Лилька, пряча грустные глаза. – Я просто устала, Коть. День тяжёлый сегодня.

– А ужинать будем? – интересуется растущий организм. – А то я есть хочу жутко.

– Будем, – это я подаю голос. – У нас дома – первое, второе, третье, десерт и куча всего вкусного.

– А апельсины есть?

Дались ему эти апельсины!

– Будут, – скриплю я зубами и сворачиваю к магазину. Сейчас всё будет. Я даже не прошу их идти за мной, но Лиля решает всё по-своему.

– Ген, не надо, – кладёт она руку мне на плечо, удерживая от того, чтобы я не скупил полмагазина. – Давай я сама, ладно? А то пропадёт же.

Хочется рявкнуть. Огрызнуться. Сказать что-то едкое или обидное. Но я сдерживаюсь. Она ни при чём, и глупо срываться. Если на то пошло, то это я виноват – втянул её с ребёнком в эпопею с бабушкой.

Пока я успокаиваюсь и занимаюсь самоедством, Лиля быстро выбирает фрукты и толкает тележку к кассе.

Из магазина мы выходим молча. Рядом с Лилей виноватым сусликом бежит Костик. Мы слишком быстро и широко шагаем для него.

– Мам, ну их, эти фгукты, я пошутил.

Он готов разреветься, губы у него дрожат, и я, плюнув на всё, подхватываю пацана на руки.

– Эй, слышишь? Тебе просто захотелось. Мы зашли в магазин и купили.

– Мама пгосила не попгошайничать, когда денежек нету, – бесхитростно всхлипывает Костя.

– У нас теперь есть денежки. И у меня, и у мамы. Мы ж семья?

– Ты сам говоил: понагошку.

– Я передумал, – прижимаю Костю к себе.

– Гена! – у Лили предупреждающе-угрожающий голос.

– Лиль, ты постой, а? Я Костю в машину отнесу и вернусь за продуктами. Пожалуйста.

Лилия

Это был очень длинный и странный день. Мы словно спрятались каждый в своём танке и выглядывали, выжидая: а вдруг кто-то сдастся без боя? Но без того, чтобы не открыть огонь на поражение, не обошлось.

Мы терпели, пока добирались домой. Мы изображали примерное семейство, пока ужинали. Костя так и не притронулся к апельсинам. Он чувствовал вину там, где не стоило бы. Поэтому я, выждав момент, когда Крокодил отправился в душ, посадила сына напротив себя.

– Ты ни в чём не виноват. Мы с тобой как договаривались? Ты просишь, и если я говорю, что денег нет, клянчить перестаёшь.